Богиня прайм-тайма

Тут Бахрушин решил, что точно чего-то недопонимает.

– Паша, ты что? Если ты про обращение, то я не стану его подписывать. И обсуждать не хочу. Я уже принял решение.

– Леша, ты что… по телефону?!

Бахрушин смял в пепельнице сигарету, прижал трубку ухом и вытащил из пачки следующую.

Надо же чем-то заниматься. Вот хоть курить, раз уж работать не дают.

Время от времени все подписывали “обращения” – то к президенту страны, то к премьеру, то к кому-нибудь попроще, например, к министру печати или к председателю Российского телевидения. К премьеру и президенту “обращались” с убедительной просьбой сместить министра или председателя. К министру – с просьбой повлиять на правительство и президента.

К председателю – с просьбой “остановить беспредел в компании”, улучшить, углубить, усугубить, а лучше бы всего, конечно, денег прибавить. Бахрушину ловко удавалось подписаний избегать – он точно знал, что денег не прибавят, а профессионализм и чувство юмора все как-то не давали ему сосредоточиться на проблемах “космического масштаба”. У него полно было своих проблем, масштаба вовсе не космического, а как раз очень приземленного – вот вчера перед вечерним выпуском зависла система “New Star”, а в ней работают все компьютеры, задействованные в подготовке выпуска.

Паника, катастрофа, у выпускающего инфаркт, с бумажки читать все давно разучились, в глазах ужас и предчувствие конца света, и взять себя в руки никто не может. Всех в руки взял Бахрушин – и ничего. Вышли в эфир, и новости были как новости, и ведущая как ведущая, чуть бледновата только и излишне много улыбалась.

Бахрушин понюхал дым от собственной сигареты, еще покрутился в кресле, удобнее устраивая спину, и прислушался к Паше в трубке.

Он гудел о том, как опасна “открытая связь”.

– Ну, тогда пока, – неожиданно решительно попрощался Алексей Владимирович, вклинившись в паузу, во время которой Песцов, специалист по паролям, явкам и конспиративным квартирам, набирал в грудь воздуху.

– Нет, как пока!.. Леш, я хотел с тобой на самом деле… поговорить.

– Ну, приходи, – с досадой предложил Бахрушин во второй раз за время их плодотворной и интересной беседы. – Поговорим. Только если не про обращение.

– Да нет, – вдруг сказал Песцов, – не про обращение. Про Храброву.

Бахрушин перестал качаться в кресле.

Храброва? Алина? Что такое с ней?

– А… что ты хотел про нее узнать?

– Я тебе скажу… не по телефону.

Дался ему этот телефон!..

Бахрушин положил трубку и подумал немного до того, как нырнуть в бездонную пропасть бумаг и компьютера.

Алина Храброва была новым сотрудником – он принял ее на работу всего месяца полтора назад, но знакомы они были давно.

Звезды такого масштаба очень медленно перемещаются по телевизионному небосклону и редко покидают свои орбиты – разве что перед эпохальными событиями вроде выборов, войны или “конфликта хозяйствующих субъектов”. Последнее стало особенно актуальным как раз в минувший год.

Новый сотрудник Алина, знаменитая ведущая новостей, узнаваемая, как циферблат часов Спасской башни в новогоднюю ночь, была и осталась “символом страны”.

Ее улыбку знали все. Ее манеру говорить – очень правильно, глядя прямо в глаза, – ее привычку наклонять голову и переспрашивать, и чуть-чуть щурить карие горячие веселые глаза изо всех сил копировали звездочки поменьше и побледнее, и всем им это приносило успех и признание. Но она оставалась первой, единственной, неповторимой. Все остальные дамы-ведущие на шаг от нее отставали.

Никто не знал, почему вдруг она решила поменять один канал на другой. Бахрушин поймал несколько слухов – вернее, специально для него поймали знающие люди, – внимательно изучил, оценил и отверг. Ни один из них в качестве реальной причины не годился. Генеральный продюсер четвертого канала, с которого она переходила на второй, тоже проявил невиданную деликатность, дескать, она просто решила поменять работу, и мы не можем ей в этом препятствовать, она звезда, а мы подмастерья, ремесленники и всякое такое!

Бахрушин повстречался с продюсером, тем самым, генеральным во всех отношениях, и осторожно навел справки – с кем ему угрожает насмерть рассориться, если он пригласит Храброву на свой канал.

– Да нет, старик, – сказал генеральный тоскливо.

Он пил водку, и лицо у него было несчастным, как будто пить ему не хотелось, а кто-то нарочно в него вливал. – Ты не беспокойся. Политики никакой.

– А экономика?

– Что значит – экономика?

– Ты сколько ей платил? Миллион долларов в год?

– Ты что, старик, – обиделся продюсер, – у нас миллион сам знаешь, кто получает…

– Больше или меньше?

– Да ладно, – окончательно оскорбился продюсер, – что ты, смеешься надо мной, что ли!

Бахрушин не смеялся, но должен был выяснить все до конца. Алина Храброва, если бы только все сложилось, стала бы бесценным приобретением для канала – бесценным, но все же не на миллион долларов!

– Если экономики и политики никакой, тогда что?

Личная жизнь?

– А вот тут я тебе, старик, ничем помочь не могу.

Бахрушин смотрел, как генеральный морщится, опрокидывая в себя водку, длинно и продолжительно глотает и морщится еще больше.