Обозреватель из «Ассошиейтед Пресс» Джеймс Бейкон, любовник Мэрилин-старлетки, о смерти кинозвезды узнал от приятеля, приемник которого был настроен на частоту полицейской радиосвязи. Он тоже выехал на место происшествия. К этому времени у дома в Брентвуде уже стояли два полицейских автомобиля. На улице толпились одетые в ночные пижамы и халаты соседи. «Я применил старый прием, — рассказывает Бейкон. — Подошел к полицейскому и сказал, что я из офиса коронера1, таким образом мне удалось проникнуть в дом. Там я пробыл совсем недолго — ровно столько, чтобы увидеть ее лежащей на кровати... Я обратил внимание, что ногти ее выглядели неопрятно. Через несколько минут появился настоящий коронер со своей командой, и мне пришлось немедленно уйти».
Человек из офиса коронера сразу, как и доктор Гринсон, понял, что Мэрилин была мертва уже «несколько часов». Началось трупное окоченение, и «потребовалось пять минут, чтобы распрямить ее... Она лежала не совсем прямо, а в каком-то полусогнутом положении. Знаете, от всех этих обработок волосы ее были в ужасном состоянии, совершенно испорчены. Она выглядела так, что совсем не была похожа на Мэрилин Монро. Она напоминала умершую бедную маленькую девочку: без грима, всклоченные, неприбранные волосы, усталое тело. В той или иной степени мы все приходим к этому...».
Люди из команды коронера вынесли из дома накрытое голубой простыней тело Мэрилин и увезли в видавшем виды фургоне в морг Вествуд-Виллидж, находящийся рядом с кладбищем, где покоится ее бабка по материнской линии. Останки самой знаменитой в мире кинозвезды на некоторое время поместили в чулан, заставленный щетками, тряпками и бутылками. Часа через два тело перевезли в камеру номер 33 окружного морга в здании суда Лос-Анджелеса. Мэрилин стала частичкой статистической отчетности — делом, заведенным коронером под номером 81128.
В тот день в морг проникли два фотографа. Одним был Бад Грей из «Геральд-Экземинер». Он фотографировал завернутый в саван труп, а в это время его коллега, чтобы заглушить щелчок затвора камеры, щелкнул зажигалкой. Вторым был вольный фотограф Ли Уинер, пославший свои снимки в журнал «Лайф». Он пришел в морг, держа в одной руке чемодан с фотокамерой, а в другой бутылку виски. Согласившись пропустить стаканчик, один из служащих открыл обитую нержавеющей сталью дверь камеры и выдвинул полку с останками Мэрилин Монро. Уинер сделал снимки накрытого и раскрытого тела. На одной из опубликованных фотографий видна идентификационная бирка, прикрепленная к большому пальцу актрисы. Знаменитое тело фоторепортеры снимали в последний раз.
Тем временем пресса разыскивала ее близких. Мужья по поводу смерти Мэрилин распространяться не стали. Находившийся в тот момент на дежурстве Джеймс Дахерти узнал о случившемся по полицейской рации. Он только и сумел произнести: «Мне жаль». Артур Миллер, несмотря на свою славу мастера слова, вообще едва был в состоянии говорить. По словам одного из членов его семьи, он как будто сказал: «Это должно было случиться. Не знаю, когда и как, но это было неизбежно». Миллер заявил, что на похороны не пойдет, потому что «там ее все равно уже нет».
За день до трагедии Ди Маджо участвовал в показательной игре в Сан-Франциско, а потом в клубе «Бимбо» встречался с приятелями. Печальную новость он услышал рано утром, возможно, ее сообщил ему один из друзей Фрэнка Синатры. Первым же рейсом он вылетел в Лос-Анджелес, связался с сыном, Джо-младшим, который был в Кэмп-Пендлтон, и вскоре с двумя близкими друзьями скрылся за дверью люкса номер 1035 отеля «Мирамор», находившегося неподалеку от дома Мэрилин.
Ди Маджо без излишней шумихи сделал единственное, что и следовало сделать в той обстановке. Ведь тело Мэрилин на какое-то время оказалось невостребованным. Мать ее была недееспособной и содержалась в интернате, и сводная сестра Мэрилин согласилась, чтобы Ди Маджо взял похороны на себя. Он настоял на том, чтобы эта церемония проходила скромно и при закрытых дверях. Прессе Ди Маджо ничего не сообщал. В частной беседе его приятель Гарри Холл сказал, что великий бейсболист сидел, запершись в комнате, и плакал. Рядом на столе лежал ворох нераспечатанных телеграмм. Если все же он начинал говорить, то метал громы и молнии в Синатру, его окружение и братьев Кеннеди. «Виновным в ее смерти он считал Бобби Кеннеди, — вспоминает Холл. — Об этом он сказал прямо там, в "Мираморе"».
Между приступами рыданий Паула Страсберг говорила, что Мэрилин «обладала качеством, которого не было ни у одной актрисы мира». Она с жаром добавляла: «Мэрилин была совершенно беспечной». Ее дочь Сьюзен позже о том же сказала метафорически: «Железная бабочка — так называли ее некоторые люди. Бабочки красивы, они доставляют большую радость и очень мало живут».