Богобоязненный

С утра до вечера он осваивал приемы переплетного дела, оттачивая глаз и руку среди запахов и шума мастерской Хирама. В итоге он даже научился получать удовольствие от работы. Спал он в большой комнате прямо под черепичной крышей, вместе с тремя другими подмастерьями и одним наемным рабочим со стороны. В соседней комнате спала женская прислуга. Хирам с семьей занимал покои этажом ниже. Тщедушный, с реденькой всклокоченной бородой и ярко-синими глазами, близко посаженными к хрящеватому носу, хозяин он был требовательный, но добросердечный. Коба всегда пугало противоречие между его обычной рассеянностью и тем, как проницательно смотрел Хирам, когда проверял его работу или работу других. В такие минуты оробевшему ученику казалось, что глаза хозяина сливались в одно целое. Но именно уважение Хирама к его работе научили Коба уважать свой труд.

Работали подмастерья по многу часов, но жена Хирама была несклонна баловать ребят, поэтому кормила их хлебом, жидкой кашей да капустой. Мясо или рыбу давала только накануне шабата. Деньги, ничтожные суммы, которые им полагались, ребята тратили в основном на еду, покупали что-нибудь на рыночной площади. Летом в доме было жарко, под крышей стояла такая духота, что уснуть невозможно, лежишь и мечтаешь только о глотке свежего воздуха, а зимой — холодрыга! Каждую зиму на пальцах рук и ног и на кончиках ушей у Коба появлялись ознобыши, превращавшиеся в ранки и язвы, которые не заживали и проходили только с наступлением лета.

Словом, жизнь Коба ничем не отличалась от жизни любого другого подмастерья, при условии, что к нему относились по-человечески. Ребята время от времени предавались ночным забавам на чердаке, но при свете дня об этом не заикались. Зато всегда громко похвалялись, если речь заходила о служанках: кто кого сгреб в охапку и кто как именно облапил. На улице парни пялились на цыганок и девушек из христоверов и присматривались (делая вид, что их это ничуть не интересует) к двум домам с дурной репутацией, но войти внутрь не хватало ни духу, ни денег. Одно заведение ценилось больше: там жила женщина из племени куши, вроде бы из далекого Хаббаша на юге. Парни ходили за ней по улицам, дивились на ее темное лицо и пытались представить себе, какое же у нее тело, — непонятно только, на что они надеялись. Когда выпадала возможность, парни купались в реке и ловили рыбу. Еще они гоняли мальчишек-христоверов по переулкам и вдоль городских стен, если, конечно, превосходили их числом, и выкрикивали традиционные ругательства: «Свиноеды! Кровососы! Кресторукие! Крестоногие! Уроды!» Самым оскорбительным, как поносители, так и те, кого поносили, считали совершенно непонятное слово «гробокопатели».

По мере того как Коб рос и худел, над верхней губой и во всех других положенных местах у него начинали пробиваться редкие ростки волос, затем появилась жиденькая бородка. В дни святых праздников мужская часть Хирамова дома, как и все другие владельцы мастерских и их ученики, одевалась во все лучшее и во главе с хозяином отправлялась в молельный дом. (В Нидеринге было только две молельни, а здесь несколько, включая ту, что принадлежала небольшой, но разветвленной секте Благородной Лозы, члены которой упорно называли себя единственными истинными потомками Израиля, наследниками завета, заключенного с Иегудимами во время оно.) Любая мелочь, выходившая за рамки обычного, становилась предметом долгих пересудов между слугами, наемными работниками и подмастерьями. Всякий считал, что лучше других разбирается в чужих болезнях, смертях, беременностях, пьянстве, супружеских изменах и семейных дрязгах знакомых и незнакомых людей. Такие события, как публичная казнь (побивание камнями) или публичное наказание (кнутом), пожар, собачье бешенство, слухи о зарытом кладе, прибытие судна или даже появление на рынке репы необычно крупного размера, завладевали их вниманием на целый день, а то и не на одну неделю. Сплетня стала для них источником развлечения и познания и значила гораздо больше, чем молитва, работа, игра или музыка. Сплетня превратилась в цепь, которой они были скованы между собой и которая связывала их с внешним миром. Их можно было сравнить с привязанными к колесу ослами, вращавшими лебедку то влево, то вправо под аккомпанемент собственного рева.