Богоявленское

– Дурак, ты Тишка! – ответил Архип. – Поболе меня бы слухал, уж я теперь знаю, как с ними со всеми надо.

Разговор двух кумов у центральной городской булочной мог бы продолжаться еще долго, но появление Митрофана Спиридоновича заставило их замолчать.

– Тишка! – крикнул Мищенко своим зычным басом. – Будя лясы точить, поехали отсель!

– А ты тут чего трешься? – грозно сказал он Архипу. – Все подстрекаешь? Ступал бы лучше работать! Розг на вас, бездельников не напасешься! Ну, дай срок, я с вами ешо управлюсь!

Экипаж Митрофана Спиридоновича резко помчался вперед, оставляя за собой клубы пыли. А Архип, презрительно посмотрев в след уходящему экипажу, только плюнул ему в след да язвительно прошипел:

– Рыжий пес!

Путь от Воронежа до Богоявленского, по тряской ухабистой дороге составлял долгих четыре часа. Почти все это время Митрофан Спиридонович, погруженный в свои мысли, молчал. Домой он возвращался черней ночи.

– Что, Митрофан Спиридоныч, плохи дела? – с неподдельной озабоченностью спросил Тишка.

– Ничего- ничего! – словно проснувшись, ответил тот. – Бог даст, на энтот год оправимся. Как, приедем, ко мне зайди, я тебе сахару дам.

– Благодарствуем, Митрофан Спиридоныч! – поблагодарил Тишка, погоняя лошадей.

– Я надысь слыхал, кубыть в кубанских станицах взялись французские трахтуры покупать, – завел Тишка новый разговор, чтобы отвлечь Митрофана Спиридоновича от невеселых мыслей. – Вот так, купят на четыре семьи и пашут поля вместе. Быстро выходит да ладно.

– Хм, видать богатеют казачки наши, – ответил Митрофан Спиридонович.

– А я вот как умствую, – продолжил Тишка. – От энтаких трахтуров вреда более чем пользы. Энто ведь какая штуковина тяжеленая! Она же всю землицу затопчет. А землица, она дышать должна. Нет, лучше коня ничто землицу не вспашет.

Из всех своих многочисленных работников, Митрофан Спиридонович имел странную для себя привязанность к одному только Тихону Попову, Тишке. Тот же в свою очередь никогда не искал дружбы с Митрофаном Спиридоновичем и не стремился к его расположению. Он просто работал на него. А работал Тишка не разгибая спины, потому, что знал, за хорошую, работу Митрофан Мищенко щедро платил. Тунеядцам в его хозяйстве места не было. А трудолюбивый Тишка был еще и предельно честным человеком, от того-то, Митрофан Спиридонович не боялся пускать его не в свое личное хозяйство, не в свой дом. А со временем и вовсе так привязался к Тишке, что уже и любимой охоты без него представить не мог. Бывало, по нескольку дней пропадали они, и никто не видел Митрофана Спиридоновича таким веселым и жизнерадостным, как за необыкновенными охотничьими Тишкиными байками, когда он только поглаживал свою рыжую бороду, да раскатисто смеялся.

А Тишка, похоронивший трех своих дочерей, в свою очередь искренне привязался к младшей дочери Митрофана Спиридоновича Злате. Эта маленькая барыня, княжеская крестница, непоседливая золотоволосая Злата, также тянулась к этому простому мужику, словно чувствовала она его добрую, свободную душу. Даже в поле бегала эта девочка за Тишкой и все крутилась где-то рядом с любимым дядькой. Часто умилённые односельчане наблюдали, как шел босой мужик по пыльной дороге, и крепко прижав к себе, нес на руках безмерно любимую, но чужую дочь.

Глава 9.

Маша Чадина, работница в доме князя Сенявина, проснулась от странного звука, будто что-то потрескивало за стеной. Она затаила дыхание и прислушалась внимательнее. Вроде бы все тихо: мерно стучат старые ходики, была уже глубокая ночь, во сне храпит вечно пьяный отец, рядом спокойно спит маленький брат Митька, где-то скребется мышь, за окном шумит ветер. Непогода задалась еще с вечера, ярко сверкали молнии, а дождь все не начинался.

Маша давно привыкла, что благополучие в их маленьком, бедном доме лежит полностью на ней. Матери своей она почти не помнила. Когда той не стало, Маше было всего семь лет. Отец их, и без того горький пьяница, совсем потерял чувство меры в своей пагубной привычке. Средств к существованию практически не было, но Маша не могла опустить рук, у нее был маленький брат. Она и заменила ему мать, сама кормила, сама купала, пела колыбельные на ночь и всегда сидела рядом пока он не заснет. На маленькую девочку легла практически непосильная работа с домом и огородом. Немного повзрослев, десятилетняя Маша стала еще и полноценно работать на кухне княжеской усадьбы. В помощницы к себе ее взяла кухарка Алевтина, добрая женщина, жена Тишки Попова. Хоть труд Маши был тяжелым, зато теперь он была спокойна, от голода они не пропадут.

Хозяева Машу никогда не обижали, вели себя с ней ласково, но, не смотря на это, в княжеском доме в ней проснулось не доброе чувство. Это было жгучее, всепоглощающее, невыносимое чувство зависти. И с каждым годом, проведенным в усадьбе Сенявиных, оно становилось только сильнее.