Богомол Георгий. Генезис

С трудом переводя дыхание, с опаской глядя на изгрызенную до половины морковь, он настойчиво убеждал:

– Вот, посмотри! Посмотри. Сама подавишься.

На экране мелькали желтые фонари парка, неясные тени метались в листве. Слышался шум и клекот. Впереди, где-то очень далеко моталось красное пятно.

– Луна! – Определил Жорка. – Но это-то кто? Что там происходит?

Что-то ломалось, точно тень на углу дома и заламывалось обратно, сухо трещало, бронзово поблескивая.

– И кто всё это снял? – Жорка был изумлён.

Диктор, будто решив ответить на вопрос дворника, снисходительно и важно заявил:

– Изображение отсканировано с мозга пострадавшей Т.К. в момент ее обследования в спецполиклинике для лиц категории «К».

– Вот и видно, что врет, – уверенно сказала мать. – Кто бы его туда пустил? В спецполиклинику? И кто бы ему что рассказал?

Ласково похлопала Жорку по спине:

– Откашлялся?

– А зачем она там ходила? – Перед глазами его явственно стояла полутемная аллея. – Ночью? В глуши?

– На работу шла. Если не врут, что из категории «К». – Уверенно сказала мать. – Там же спецобект «Горюново». За прудом. Прежде это была одна территория, территория парка.

– А ты откуда знаешь?

– Ну, иди, мети, а в обед доешь. – Мать кивнула на морковь и вышла.

…

Жорка, наподметавшись, полив тротуар, прилег под кустарником. Передохнуть. Это не поощрялось, но не преследовалось. Роза, начальник ЖКРТ (Жилищной Конторы Развитого Типа) делала ему поблажки. Не прямо. Опосредованно. Через Ваньку Чорного, который был близок ее служебным интересам и все что-то там вычислял с нею по вечерам за дверями конторы развитого типа. Позволялось Ваньке прилечь на перекур, перепадало благ и другу его – Жорке. Главное – не храпеть и не курить, естественно.

Жорка лежал головой на метле, смотрел в небо и слушал голоса. Они долетали из-за кустов. Говорили тетя Валя и тетя Зина, так и не заработавшие за жизнь приличных имен.

– На столе редактора «Дня-да-ночи» сотрудники безопасности нашли бумажку, а там написано: «Августовские иды лже-Юлия Кузьки». Во как! – Сообщила т. Валя. – Тшшш…

– А чо так – тшшш-то? – Не поняла т. Зина.

– А то! Смотри, язык не распускай. – Шепот пополз таинственный, скрытный: – И сказано в ней, что «Кузька» – это суперканцлер – по его первому имени!

– Да ты что!

– То… – Обе засмеялись приглушенно, но от души. До отдувания. – Что Кузька – узурпатор и ждет его какой-то Кирдык.

– Это еще кто?

– Спроси у них… – Недовольно заметила т. Валя. – Мол, ждет и дождется. Взвоет страшно.

– Вот те на! – Изумилась т. Зина предстоящему вою. – Говорят, он не настоящий!

– Настоящий! Но вообще-то это не он. И быть его там, говорят, не должно.

– Хммм. А как же это?

– А так! Агенты, которые ту бумажку нашли, хотели по справедливости получить награды и пошли за ними, за медалями и льготами. Но вместо медалей и льгот – были зарезаны трамваем. Оба.

– Оба?

– Как есть. И в разных местах!

– Во как трамваи-то теперь ходят!..

Вновь рассыпался сдерживаемый, но прорывающийся сквозь листья и ветки смех.

Его поддержал другой – заливистый и неудержимый.

Отсмеялись кое-как.

Тетя Валя, нахватавшаяся где-то крамольных и смутных сведений, продолжала:

– А листок тот, залитый кровью, был изъят из следствия полномочными лицами.

– Какими еще лицами?

– Такими, какими надо.

– Откуда ж они взялись?

– Оттуда. Пришли да и всё!

– Ты гляди, что делается!

Помолчали.

– Вот так! – Вновь разнесся голос т. Вали. – А ты это… не вздумай!..

– Ещё чего!

– Вот. А то – загремим костями.

И вновь беззаботный старческий смех. Все им хаханьки. А ведь взрослые люди!

И еще что-то совсем тихо: «Шу-шу-шууу… Шу-кун-шу…»

Жорка все глядел на облака, и думал: им-то какое до всего этого дело? Где канцлер и где эти бабки? Усмешечки всегда какие-то. То еще поколение!.. Она вот и мать не любит трансляции, парады, торжества. Ничего не говорит, отмахивается, но видно же.

…

Перед обедом, у подсобки ЖКРТ, куда дворники складывали метлы и лопаты, Жорка подошел к Ваньке Чорному:

– Вань! Пошли ко мне. Покажу кое-что.

– Блины?

– Похлеще. Блины я утром съел.

– Врешь опять.

– Злой ты человек. Недалекий. Каким был в пятом классе, таким и остался.

– Ладно, пойдем.

Ванька бросил лопату в подсобку.

Из глубин конторы раздался сочный женский голос:

– Чорный! Подними лопату! – В кладовую заглянула женщина цветущих лет. И сама цветущая. – После обеда поедешь на полигон.

– Яволь. – Без энтузиазма согласился Чорный и – Жорке: – Ну, идем?

Легонько ударил его кулаком в плечо, и оба направились к выходу.

– Ходят они все куда-то, – донеслось в спину.

Но дворники не обернулись. Они шли смотреть морковку.

– А помнишь, как ты меня блинами кормил? – Спросил Ванька.

– Да уж не как ты меня – бумагой.

– Да это-то! Забыть давно пора.

– Я и забыл. Почти. И не блинами я тебя кормил, а – блином. Ты от злости даже заплакал тогда.

– Ну, блином. Какая разница? И не от злости, а… Что встал-то?

– Жду. – Показал Жорка глазами на дверь.

– Розу? Ее тоже позвал?

Жорка засмеялся, представив, как они втроем сидят вокруг одной морковки.

– Ловок ты, брат! – Толкнул его Чорный. – Только опоздал. Я там уже главный музыкант.