Богомол: игра с джокером

- Вот именно, - соглашается она. - А насчет того, где он мог пропасть... Мы и так, и этак голову ломали - все равно сообразить не могли. Хорошо бы, конечно, хоть сейчас нашелся, чтобы лишних сложностей не было.

- Хорошо бы, - говорю. - Но в любом случае не волнуйся, все сложности мы утрясем. Скажи лучше, что тебе надобно?

- Да так, по мелочи. Мыло, зубную щетку... Я ждала, что ты придешь, и списочек тебе составила. Вот. Что найдешь, то и ладно.

Взял я у неё списочек, попрощался.

- К вечеру, - говорю, - все занесу.

И пошел Валентину проведать.

Валентину сумели устроить в небольшую палату на двоих, с пожилой соседкой, тихой и покладистой. Она лежит, руки поверх одеяла, такая бледная и тихая сама, что сердцу больно.

- Здорово, Валентина! - говорю. - Вот, допустили к тебе, узнать, не нужно ли чего.

- Да нет, спасибо, дядя Миша, - лепечет она. - Ничего мне не надо. Тут и уход, и все есть.

- А по мелочи? Вон, твоей матери и зубная щетка нужна, и расческа, и ещё всякое...

- Ну, можно, - равнодушно говорит она. - Только вряд ли у меня силы будут зубы чистить и причесываться.

- Это ты нехорошо мыслишь, - говорю. - Чем больше раскисаешь, тем трудней выкарабкиваться потом. Надо себя преодолевать. Вперед, в жизнь, глядеть, понимаешь?

- А с нами, - спрашивает, - хорошо поступили? И куда мне вперед глядеть?

Я только головой покачал. Когда у человека такое настроение возникает, то это совсем плохо.

- Это мне, - говорю, - может, некуда вперед глядеть, потому как жизнь прожита, и разве что глаза курносой увидишь. А у тебя перед глазами должна быть даль безбрежная, в которой все дурное тонет и исчезает.

Она чуть улыбнулась - и, по-моему, сама своей улыбки испугалась.

- Не знаю, - говорит. - Может, потом... Знаешь, дядя Миша, у меня такое чувство, будто это я во всем виновата.

- В чем же это ты виновата? - изумился я.

- В том, что с нами произошло.

- Брось! - говорю. По-моему, я даже рассердился малость. - Откуда твоей вине взяться?

- Не знаю, - говорит.

- Вот и не забивай себе голову глупостями! От них только медленней раны затягиваются.

- Постараюсь, - говорит. - Но ты представить себе не можешь, как это бывает...

- Ты уж не суди, доченька, - возражаю я ей, - чего я могу, а чего не могу. Я многого всякого на своем веку повидал, так что кое в чем разбираюсь. И я тебе не позволю всякой дурью голову себе отравлять!

Она задумалась, потом глаза у неё стали такие пустые, как бывает, когда человек вдруг вспоминать начинает и все вокруг перестает видеть и слышать, и словно в глазах не окружающая обстановка отражается, а то, что было - кажется, сам сейчас разглядишь! - и лицо её исказилось, перекорежилось, и судорога по её телу прошла, вроде озноба. Я треплю её руку и говорю растерянно:

- Да ты что... Ты что... Не надо так... Ты прости старого дурака, если что не то сказанул... Я ж от лучших чувств... Я выбраться хочу помочь тебе из этого мрака...

Она расплакалась, в мою руку цепляется.

- Ничего, - говорит, - дядя Миша, это не из-за тебя, это так... Это пройдет... Пройдет...

Ну, посидел я с ней, по головке погладил, отплакалась она, я собрался и ухожу.

- Смотри у меня, - говорю, - если не вечером, так завтра утром зайду, чтобы ты к этому времени из куклы в живого человека превратилась!

Может, и не то опять сказанул, но уж что на ум лезло. С нами, стариками, бывает так - иногда и хочется утешить, а все наперекосяк получается, потому что верные слова никак не подберешь.

В общем, вышел я от нее, пошел из больницы, только по пути ещё к врачу завернул.

- Что-то, - говорю, - Валентина совсем плоха. Она не того... не свихнется на этом деле? А то надо бы её в специальную нервную клинику или санаторий... Вы уж скажите, если так, я тогда хлопотать начну.

- Стресс у нее, конечно, тяжелейший, - говорит врач. - Но она уже получше, чем была, так что, будем надеяться, без нервной клиники обойдется. Молодость, знаете, свое возьмет.

- Не нравится мне, что она себя виноватит, - говорю я.

- Это, - говорит врач, - вполне объяснимая реакция, которая бывает в подобных случаях. Жертвы насилия очень часто боятся, что к ним начнут относиться с презрением, потому что, мол, они сами чем-то спровоцировали насильников. Вот эта мысль, что они и сами опозорены, и семью опозорили, и пробуждает в них ложное чувство вины. Тут ничем не поможешь, кроме ласки и заботы. Надо внушать потихоньку, что её вины в этом нет, что глупо думать, будто она могла как-то дополнительно "спровоцировать" ворвавшихся в квартиру подонков. Только так. Потому что, к сожалению, это ложное чувство вины часто приводит к весьма негативным психическим последствиям.

- Спасибо, - говорю я врачу. - Учту.

И двигаю в милицию. Спрашиваю там начальника, проводят меня к майору Наумкину.

- Здравствуйте, Михаил Григорьевич! - говорит он. - Что, о наших событиях прослышали?

- Прослышал, - отвечаю. - Вот, зашел узнать подробности.