Значит надпочечная железа в момент, когда организму угрожает опасность от бактериальных ядов, начинает усиленные поставки своего секрета! Выходит, наряду со щитовидной железой она тоже орган защиты. А если так, то нельзя ли ее деятельность искусственно активизировать?
Таково начало будущих сорокалетних поисков средств повышения сопротивляемости человеческого организма заболеваниям.
Но пока опыты пришлось прекратить: кошек больше достать не удалось.
Теперь Александр с утра до ночи пропадает на берегу Остра: удит рыбу с соседями — братьями Левчановскими, плавает наперегонки. Левчановские парни отчаянные: лазят по заводям, ныряют. Исследование одной из подводных ям старшему чуть не стоило жизни. Откачивал друга Сашко по всем правилам, хотя нервничал, ощущая за спиной «беззубую». Наконец «утопленник» открыл глаза и тихо спросил:
— Саша, где мы? Уже на том свете?
— Нет, еще на этом не все сделали! — рассмеялся Богомолец, гордясь своей первой победой над смертью.
В октябре Богомолец решил приняться за исследования нервной системы, в частности по иннервации сердца. «Как ни странно, — писал он отцу, — это очень мало разработанная проблема… имеющая, конечно, большой практический и теоретический интерес».
Университетская программа давно уже не удовлетворяет Богомольца. Ему хочется раздвинуть ее рамки. Он выкраивает часы для посещения лекций в Одесском бальнеологическом обществе, подолгу просиживает в библиотеке.
И так уже давно: препараты, книги, лекции. Изредка разве заглянет к двоюродной сестре Тасе Богомолец — слушательнице словесного отделения историко-филологического факультета Одесских высших женских курсов. У нее собираются знакомые. Все они очень любят Александра за общительность, веселость, остроумие. То предложит издавать домашний сборник со смешным названием «Серо-лирические вдохновения и темно-синие песнопения», то сам сочинит остроумные стихотворные пародии. Как-то срифмовал целое опереточное либретто о приключениях врача.
Тасиных знакомых поражает талантливость, широта интересов Александра. Вот он спорит с друзьями по поводу каких-то научных тонкостей, а уже через несколько минут судит о картинах Рафаэля и драматических спектаклях.
Тася и Александр любят ходить в театр. Раз, когда занавес пополз вверх, кто-то с возгласом: «Долой самодержавие!» — кинул с галерки в партер пачку листовок.
Саша торопливо спрятал одну. Событие его взволновало.
— Я же говорил, что зреет! — шептал он ей весь вечер.
Выйдя из театра, под фонарем стал читать: «Бойся, самодержец! Пока что только два самоотверженных рабочих крикнули во весь голос: «Долой самодержавие!» Но близок час, когда весь рабочий народ, как один человек, предъявит требование себе политических прав. И в этот грозный час не помогут тебе ни твои шпионы, ни твои жандармы — единственные твои друзья в стране, потому что все честные рабочие и крестьяне — все против тебя».
— Чистейшая правда! — прошептал Александр. — Только нужно добавить: «И честные студенты».
А через несколько дней после посещения театра Александр появился у сестры неожиданно — прямо с лекции в бальнеологическом обществе. Раздеваясь в передней, он шепотом поведал ей;
— Листовку переписал и двум профессорам подсунул! Знала бы ты, какой шум поднялся в университете!
— Нападение японцев!
— Война!
В университетской церкви начались молебствия о даровании победы русскому оружию. Совет профессоров готовил елейный верноподданнический адрес царю, но левая часть профессуры запротестовала — войну она открыто осуждала. Студенты свистом прервали чтение проекта адреса. Так царь и не получил заверений в преданности престолу от Новороссийского университета.
«Я ненавижу войну так, как может ненавидеть ее только врач, призванный отстаивать каждую жизнь!» — писал Александр отцу.
«Небольшая победоносная война», задуманная в министерских апартаментах для спасения России от революции, привела царский режим к окончательному банкротству.
Как пчелы в улье, взбудоражилось русское студенчество. После рождественских каникул 1904 года занятия в Московском университете не возобновились. Они были отложены на неопределенное время. Неспокойно стало и в стенах Новороссийского университета. Список «неблагонадежных студентов», ежегодно составлявшийся ректором для департамента полиции, теперь дополнен списком «состоящих под подозрением». В нем четвертым значится Александр Богомолец.
Университетские инспекторы напрасно прилагали усилия, чтобы избежать взрыва гнева. Произошел он в конце октября 1904 года на публичной защите диссертации чисто академического характера. Кто-то в верхних рядах амфитеатра вдруг поднялся и громко крикнул:
— Господа, пора от чистой науки перейти к делам текущим!
Зал ответил аплодисментами. Декан факультета звонил, стучал, тщетно взывал к порядку.
— Долой войну! — ревела аудитория.
— При повторении беспорядков заседание будет закрыто! — угрожал инспектор.
Студенты, казалось, не слышали угроз/
— Долой царя! Смерть самодержавию! — неслось из сотен глоток.