Богу

Итак, поэт достиг предела!
Любовью сердце утоля,
Оставлю здесь я томик белый
Тебе, о, милая Земля…

Как ты, душа моя блуждала.

Прожив два раза жизнь свою,
Па небе песни те слыхала,
Что здесь теперь тебе пою.

Всё просто в них, как взор ребёнка;

Любя тоски своей прибой,
Скорбел в тиши, смеясь не звонко,
Грешил без злобы, но с мольбой.

Они влекут в миры иные.

Они навеки сети рвут:
Не знаю сам себе цены я,
Но верю только в Божий Суд.

Когда мне будет сладко сниться

В могиле нежной тихий сон,
Мои лазурные страницы
Полюбит мир, поймёт их он.

Храня мечты моей обломок,

Впивая солнечную пыль,
О, верь, тоскующий потомок
В мою немеркнущую быль…

Тоскливо жил у дней в плену я,

Пришла любовь: созрел мой плод…
Кто видит Бога, скорбь минуя,
Тот белый томик мой поймёт.

От этих песен никуда я,

Мой друг безвестный, не уйду,
Хотя бы жил в долинах Рая,
Хотя бы мучился в аду.

Когда ко мне твой взор угрюмый

В мою обитель долетит;
Когда затмится скорбной думой
Младой огонь твоих ланит, —

Я брошу свет и радость Рая,

Покину властно жуткий ад
И боль Бессмертья познавая,
К тебе приду, сестра иль брат! —

Konigstein im Taunus, 1923 г. День Св. Иоанна Златоустого.

MCMVII — MCMXXIII

Cum Deo!

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

«Лампа под зеленым абажуром…»

Лампа под зеленым абажуром;
Библия, — раскрыт Екклезиаст;
Часики с подклеенным амуром. —
Прошлого могила не отдаст?

Призраки бездушные без плоти;

Пес уныло дремлет на ковре;
Строки о забвеньи на блокноте. —
Прошлое вернется на заре?

Пальма никнет серая горбато;

Мебели потрескавшейся вздох. —
Разве сил, растраченных когда-то,
Так и не заметит гордый Бог?

Память ищет правды в знаках стертых.

Тленное раздумие откинь:
Чаю воскресения из мертвых,
Жизни в веке будущем… Аминь!

«Холодный черный сон запущенной усадьбы…»

Холодный черный сон запущенной усадьбы;
Немая плесень стен, разбитые карнизы…
Напрасная мечта: хотелось увидать бы
В твоем глухом саду мне милый профиль Лизы!

На крыше куст растет; остаток от террасы;

Ни окон, ни дверей: гнездятся в залах птицы;
На мраморных богах — застывшие гримасы;
Крапива грубо жжет узорные теплицы.

Над мертвым прудом — мост; в воде лежат перила;

Поникший павильон — совсем как гробик детский;
Широкая скамья под старой липой сгнила:
Не здесь ли, Боже мой, познал любовь Лаврецкий?

Часовни древней след: темна, грустна икона;

Придушенный фонтан; забытая дорожка. —
Несется из села хрипенье граммофона,
Обрывки бранных слов и нудная гармошка.

«Время было к вечерне. Огнями заката…»