Бои местного значения

— Слышь, браток, — обратился он к Коляну, — а в том Торгсине, куда вы ложки скидывали, там по вечерам как, много рыжья и денег скапливается?

Вор посмотрел на него со свежим интересом. Догадываясь о смысле вопроса.

— Знаешь, вот этим я не интересовался. Не мой профиль, и самый же центр, Смоленская площадь. Но думаю так — поутру, к открытию, у них там в кассе только боны, на которые жратву и барахло дают. Ближе к закрытию — наоборот, рыжье, серебро, валюта. А советские башли — даже и не знаю, бывают они там вообще… А ты что, сильно жохом ходишь?

Власьев, вошедший в одну из тех ролей, к которым почти два десятка лет себя готовил, трижды хрипло кашлянул, как бы изображая то ли смех, то ли возмущение неуместным вопросом нижестоящего по иерархической лестнице сотоварища.

— Вообще-то у нас за такие вопросы кишки на телефонную катушку наматывали… — раздумчиво сказал он и тут же резко крутнул руль, объезжая глубокую выбоину на проселке. Задним правым колесом он в нее все же попал, да так, что оба они чуть не пробили головами фанерную крышу кабины.

— Да нет, ты что, — прошипел вор, сплевывая кровь от прикушенного языка. — Я думал так, по-простому поговорить..

— А если по-простому, то доберемся до Москвы — если, чтоб не сглазить, тогда и поговорим.

Доехали. И даже без происшествий. Сначала до глухой станции Берендеево Ярославской дороги, чуть севернее узловой станции Александров, на окраине которой свалили в овраг машину и побросали в снег винтовки, а потом, рабочим поездом, и до Москвы.

Не подверглись даже и проверке документов, потому что соскочили возле Депо, где валила густая толпа пригородного народа, расходясь по многочисленным тропинкам к дыркам в заборе справа и слева от платформы. Никаких вохровцев не наставить, чтобы всех отследить.

Вышли к началу Большой Переяславки и побрели переулками в сторону Мещанских улиц.

— Все, здесь — расканались, — сказал случайным спутникам Власьев. — Спасибо, как говорится, за компанию. Тебя где найти? — ткнул он пальцем в грудь вора. — Да не менжуйся ты, почаще вспоминай, где сейчас вот был бы, если б не я. Говори, а то мало ли как еще повернется…

— Да нет, я не понимаю, что ль? Приходи на Тишинку. Там такой есть Электрический переулок. Дом 5. Постучишь, меня спросишь. Я предупрежу. Скажут, что и как.

— Вот и лады. До встречи, братан. И, как мой дед говорил, почаще води ухами…

— Чем-чем?

— Вот этими, — он показал пальцем. — Ушами, по-научному выражаясь…

— Понял, спасибо за совет, — и уже повернулся, чтобы уходить, как нарком его снова окликнул:

— А это вот — тебе нужно? — и вытащил из-за отворота пальто стопочку документов.

— Что такое?

— Да ксивы ж ваши. Которые легавые в сопроводительном пакете везли. Паспорт на имя гражданина Копылова Семена Денисовича, со спецотметкой минус семь, твой, что ли?

— Ну, мой…

— И еще пять. Забирай все. Может, и пригодятся. Тут еще и выписки из следственных дел… Тоже чего-нибудь стоят?

Похоже, вор уже испытывал идиосинкразию к чересчур навязчивым спасителям. Но ведь, с другой стороны…

Он не нашел ничего лучшего, как еще раз вымученно улыбнуться, принимая документы, даже поклонился слегка.

Наконец расстались и с вором, и с державшимися всю дорогу чуть поодаль его молодыми подельниками.

Глава 29

Лихарев помог Буданцеву стянуть гимнастерку, причем сыщик шипел сквозь зубы и сдержанно матерился — кое-какие удары резиновой дубинки просекли кожу, и нательная рубашка присохла к ранам. На желтоватой бязи расплылись грязно-розовые пятна сукровицы.

— Вот тебе, Иван Афанасьевич, революционная целесообразность на практике. — Валентин неожиданно перешел на «ты», и Буданцев после всего пережитого воспринял это как должное. Но решил, что и сам ответит тем же. — Ты по своей неизжитой буржуазной законопослушности, как дурак, третий день достоверные улики ищешь, а тут раз-два — и готово. Как миленький признание бы подписал в ближайшее время.

— Не понимаю, — продолжал удивляться сыщик. — Ну и «признался» бы, а что толку?

— А ничего. Следователь свое дело сделал. И передал бы тебя кому-то другому, из другой службы, кто вместе с тобой отправится брать Шестакова по указанному адресу. Желательно — подальше.

— И? — продолжал настаивать сыщик.

— Ты что, в детском саде до сих пор живешь? Никакого наркома они бы там, естественно, не нашли, снова тебя в оборот взяли, чтоб признался, зачем врешь. А дальше как получится. Повезет твоему следователю — про него больше не вспомнят, с крайнего спросят. У них сейчас один принцип — умри ты сегодня, а я завтра. А может, и не так. Дали твоему капитану приказ — за сутки разобраться и доложить. Он уже понял, что дело мертвое, и бил тебя просто от отчаяния, что из-за такой вот сволочи самому пропадать придется. И решил, по крайней мере, материал на Шадрина, Заковского, кого-то еще выколотить. Наркома, извините, не нашлось, они его давно в Москве-реке утопили, теперь, пока лед не сойдет, ничего не сделаешь, а очередной заговор — вот он, по фигурантам расписан.

— А что, не так уж и глупо. Сейчас январь, лед сойдет в апреле, а за это время — ого-го.