Бой на Калиновом мосту

Он вышел в зеленый сад, крикнул по-молодецки, свистнул по-богатырски, конь услышал его голос и подал свой голос. Он услышал, в какой стороне конь загорготал. Иван Царевич дошел и видит — щит в землю; этот щит открыл и туды спустился немножко по лестнице. Этот конь на двенадцати цепях железных привязан, и так точно, как старуха говорила, по колено съедено земли. Вот он увидел этого богатыря, все двенадцать цепей сорвал. Этот Иван Царевич вывел его из этой конюшни.

— Ну, — говорит, — добрый конь, послужи так мне, как служил дедушке!

Он и сговорил человеческим голосом:

— Ну, Иван Царевич, я очень истощал; спусти меня погулять на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы! А ты в то время на меня золотое седло изладь!

Вот этот Иван Царевич спустил коня на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы. Седло и стали на него работать сто мастеров. Вот сделают седло либо мало, либо велико. Несколько, несколько седел переделали, ни одно седло не поладится на этого коня. Пошел по городу, задумался. Попадает навстречу та же старуха.

— О чём, Иван Царевич, — говорит, — задумался?

— Да вот, бабушка, — говорит, — коня нашел, да седла не приладить! Либо мало сделают, а нет, дак велико!

— Не печалься, Иван Царевич. В какой конюшне коня брал, пойди, там на левой руке в углу и седло висит, все мохом обросло. Ты возьми и вызолоти! Аккурат подойдет и ладно будет.

Он сошел к конюшне, как старуха говорила, дак сейчас и нашел седло. Взял это седло — оно и правда все мохом обросло. Вот он нанял мастеров, вызолотили ему. Прошли семеро сутки, и он вышел в чистые поля, в зеленые луга, свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски, — конь бежит, дак земля дрожит.

Привел этого коня домой, надел на него седло, а седло с него, дак и поладилось на него. Вот приходит ко своей матери.

— Ну, маминька, я отправляюсь воевать!

Оболокся как следует, по-богатырски.

— Мне не надо войско, я один попробую, перво съезжу!

Вот дал знать этому поганому Бурзачилу, а у него сила выставлена видимо-невидимо. Ну, теперь приезжает в эту самую рать. Въезжает и начал помахивать во все четыре стороны. Не столько сам топчет, сколько конь топчет копытами. Вот всю эту рать перебил до единого и самого царя этого Бурзачила в плен взял. Вот его тоже хотел убить, а он и взмолился:

— Иван Царевич, не бей меня, а лучше привяжи к стремени своего седла и отвези в свое царство, посади меня в темницу и давай скудную пищу, только не бей!

Вот он так сделал: привязал к своему седлу и отвез в свое царство. Вот эта мать-государыня обрадовалась, что этакой молодой сын все хорошо обделал, самого царя в плен привез. Встретили его с честью. Вот этот Иван Царевич посадил его в темницу, и стали служанки носить ему пищу. Много ли, мало ли время сидел он в темнице, все служанки носили ему пищу. Вот потом снесли в один день, а он и не принял от них.

— Пущай сама государыня принесет! — говорит.

Вот этой государыне не хотелось идти. Подумала, подумала и говорит:

— Что же, можно мне снесть самой!

Вот и понесла ему пищу сама. Пришла в темницу, а он вздохнул, Бурзачило поганое, а она в него и влюбилась. Вот и стала об нем думать каждый день. Каждый день и стала носить пищу, которую ему лучше изладить. Много ли, мало ли время носила она ему пищу, все-таки сына опасалась маленько: он не знал, что она носила ему пищу туда. Потом стала замышлять с Бурзачилом поганым, чтобы убить сына своего. Вот и стали толковать с Бурзачилом, какое средство найти, чтобы убить его. А этот Бурзачило — страшный колдун, все везде знал. И говорит государыне:

— Придайтесь больные вы, государыня! В такой-то стране есть змей трехглавый.

Призови своего сына и скажи ему, что вот мне снилось, что будто бы ты, Иван Царевич, убил этого змея и достал из него легкие печени, и этим печеням помазалась, и будто бы с того мне легче село[43].

Вот Иван Царевич:

— Рад стараться, — говорит, маминька, для вас. Вот и пошел к своему коню. Вышел в чистые поля, в зеленые луга, вот свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски, — конь бежит, земля дрожит.

— Что, Иван Царевич, угодно? — говорит.

Он рассказал:

— Вот, добрый конь, так и так! Маминька в такую-то сторону посылает.

Конь-то ему и сказал, что она влюбилась в Бурзачило.

— Вот, — говорит, — Иван Царевич, надевай на себя трое латы чугунные! Все-таки благословит — не благословит вас мать, а сходите, чтобы вас благословила.

Он и пришел к своей матери.

— Маминька, благословите меня в путь-дороженьку!

А она и говорит:

— Вот еще, какое тут тебе благословенье! Поезжай знай!

Вот он приходит к коню, и отправились в путь дороженьку. Вот этот конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивает, реки и озера хвостом покрывал.

— Вот, Иван Царевич, — говорит, — мы ещё трех верст не доедем, а огнем начнет палить.

Так верно и село. Трех верст не доехали, и начало жечь огнем. Версту переехали, а латы одни с Ивана Царевича уже стекли, сожгло огнем. Потом другую версту переехали, другие латы стекли. Вот этот конь и к говорит Ивану Царевичу: