Небо нависло черное, беззвездное, по в лесу, где расположился наш батальон, было светло, как днем. Впереди и слева пылал Выборг. При ярком багровом зареве можно было свободно читать карту. А в городе вспыхивали все новые языки пламени. От запаха гари и дыма начинало мутить.
Из штаба я получил новый приказ, собрал на полянке под мохнатой елью, прямо на снегу командиров и зачитал его им.
— Итак, товарищи, запомните: завтра мы должны будем внезапно ворваться в Выборг. Нашему батальону дано задание овладеть кварталом «Школа». Необходимо взять с собою ручные гранаты для уличного боя и забрасывать ими все дома, откуда противник будет стрелять. Действовать группками в 3–5 человек. Каждый боец должен иметь за поясом хвойную ветку, по которой мы будем опознавать своих. Все понятно?
— Прямо как суворовцы, — вставил один из командиров, — Когда брали Измаил, русские солдаты тоже имели отличительные знаки: белые повязки на рукаве.
Началась подготовка штурма. К часу ночи, бесшумно скользя на лыжах, прибыли все бойцы. Они расположились за гребешком. У всех за поясом зеленели хвойные ветки. Они чистили оружие, проверяли гранаты. Оставалось взять небольшое пространство, но самое трудное: впереди лежало заминированное поле, а за ним— забаррикадированный вход в улицы Выборга.
Все были готовы, когда в 6 часов поступило новое распоряжение командования: сдать участок прибывшим частям, а батальону сосредоточиться в Алясоми.
— Как же так? — говорили лыжники, — подошли к предместью, а теперь отводят?
— Значит мы нужнее на другом участке, — отвечали более дальновидные.
Позже нам стало известно, что окружение Выборга с запада через Финский залив ставило задачи нового оперативного значения. Наш батальон перебросили в район Вахваниеми с задачей зайти на 10–12 километров в тыл финнам и перерезать железнодорожную линию, идущую на Хельсинки. Прорывая фронт врага, батальон помог некоторым частям, застрявшим во льдах залива, выбраться на материк.
Здесь 13 марта, в 12 часов, нас и застало заключение мира.
Сразу смолкли орудия, минометы, танки, автоматы и наступила странная, непривычная тишина. Из окопов повылезали и наши красноармейцы и финские солдаты. К группе недавних врагов подошел комиссар батальона Назаров. Солдаты с жадностью ожидали, что им скажет большевик. Но тут к ним прытко подбежал офицер и стал загонять обратно в окопы: наших правдивых слов они боятся не меньше, чем пуль.
— Вы один километр туда, — сказал офицер по-русски, показывая нашим бойцам рукой назад, — а мы один километр туда.
Но тут один из наших лыжников ответил ему:
— Нет уж лучше вы 25 километров туда, — ткнул он в сторону Хельсинки, — а мы тут останемся.
Бойцы засмеялись. Они знали, что теперь уже никогда вражеская нога не коснется территории, занятой доблестными красными полками.
Это произошло невдалеке от высоты, названной «Кирка-яйцо». После ночевки в землянке, утром 11 марта, 2-я рота лыжного батальона, в которой был и я, получила приказ войти в непосредственное соприкосновение с противником и оттеснить его. Белофинны, удерживая две высоты, обстреливали третью, уже занятую нашими частями. Выбить их с этих высот должна была наша рота.
Перед выходом бойцы тщательно проверили обмундирование, количество боеприпасов, осмотрели оружие. У меня был автомат очень точного боя. Кроме того, я пользовался, как биноклем, оптическим прицелом.
Получив приказ, рота встала на лыжи. Пройдя несколько километров, надели на короткой стоянке маскировочные халаты, белью шапки и развернутым строем пошли по полю. С левого фланга чернел густой лес. Часть деревьев была повалена, верхушки отдельных сосен сбиты.
Когда мы подошли к ближайшим соснам метров на сто пятьдесят-двести, неожиданно по роте был открыт ружейный и пулеметный огонь. Пришлось окопаться в снегу. Но финны вели настолько сильный огонь, что мы вынуждены были пролежать неподвижно до наступления темноты.
Перед тем как двинуться снова в путь, командир роты выслал вперед разведку. Финны пошли на хитрость. Они пропустили разведку в ложбину без единого выстрела, рассчитывая затем обстрелять всю роту с более короткого расстояния.
Пользуясь темнотой, мы также начали переползать в ложбину, где отрывали себе укрытия понадежнее, так как догадывались о финской хитрости. Тихо установили ручные пулеметы. Никто не курил.
Наконец, низкое ночное небо порозовело с краев. Я никогда не забуду этот медленный мартовский рассвет.
Мы не ошиблись. С рассветом финны повели бешеный огонь с флангов. Финны обстреливали также дорогу, по которой бойцы отводили на медицинский пункт раненых.
В двенадцатом часу дня командир роты приказал мне взять под наблюдение правый фланг, где работал финский снайпер. Надо было обнаружить его и уничтожить.