Впечатление от успехов немцев в Прибалтике было, разумеется, значительным, ведь после поворота событий осенью 1918 г. привыкли читать только о поражениях и неудачах германских войск. После позорного крушения многие полагали, что великолепные бойцовские качества немецкой расы теперь окончательно погублены. Они не увидели того, что как на Родине, так и на Востоке дело заключалось лишь в вызванном тяжелой судьбой моральном недуге, а ядро войск на Западе вполне сохранило и свою выдержку, и боевые качества вплоть до самого печального конца[118]
. Тот, кто верно понимал, что такое настоящий солдат и каковы особенности немецкой расы, обязан был рассчитывать на возрождение лучших ее качеств.Для того морального состояния, в котором находился немецкий народ к концу своей бесславной революции под кошмарным впечатлением от так называемых мирных переговоров[119]
, характерно, что эхо от германских свершений слабее всего было на Родине. Среди тревог и забот послевоенной поры и в тоскливом ожидании того, что еще может последовать со стороны мнимых победителей, в угаре пацифистских ошибок проблески надежды, доносившиеся с Востока, были попросту не замечены. Близкие к тогдашнему правительству или все еще опьяненные доктринерским радикализмом приверженцев восторжествовавшего марксизма в возникновении такого, пусть и столь малого, но боеспособного и рвущегося в бой войска даже усматривали опасность для новой эры[120], от которой теперь ожидали не только личных преимуществ, но и уж совершенно наивно – восстановления без борьбы, труда и жертв.Поэтому сводки о свершениях немцев в Прибалтике были либо подчеркнуто осторожны, либо – в леворадикальной прессе – и вовсе враждебны. В точном соответствии с годами пророчествуемой марксистами схемой друзей и собратьев видели не в немцах, вне зависимости от того, были ли они прибалтийскими баронами или же простыми добровольцами, а в щеголявших теми же партийными оттенками латышских социалистах или в русских большевиках. Некоторые издания и журналисты полагали своей задачей, прежде всего, взять под защиту от германских командиров своих иностранных единомышленников. Тому, что при таких обстоятельствах и латыши не замедлят лишить своих немецких защитников благодарности, при едва скрываемой противоположности воззрений и устремлений обеих сторон, удивляться не приходится. Ведь всякий успех германских частей означал новое усиление прибалтийских немцев и укрепление намерения немецких солдат расселиться в этих землях.
Совершенно необъяснимую ныне для нас роль сыграла и мысль о том, что не следует раздражать успехами германского оружия мнимых[121]
победителей в Мировой войне.В любом случае, германский народ не испытывал истинной радости от успехов своих сыновей, а общественное мнение на Родине не стало им необходимой опорой в тылу. Благодарности Отечества, которой бойцы этого последнего фронта заслуживали не менее, чем в Мировую войну, им так и не досталось.
Солдатские советы
Кроме того, беспрепятственно продолжались и происки большинства солдатских советов, боязливая их сдержанность и пассивное сопротивление многих инстанций прибалтийским частям.
Либавский солдатский совет, о деятельности которого еще предстоит поговорить, делал все, чтобы укрепить такие настроения на Родине. Штаб корпуса в своем отчете от 28 марта писал об этом следующее: «В отличие от полной заслуг деятельности солдатского совета во времена господина Реддеманна, заключавшейся в сплочении соединений для нового сопротивления, теперь солдатский совет стал рупором элементов, которые не придают никакого значения храбрым боям, строгой дисциплине – в том числе и по отношению к несчастным местным жителям, – а также выдержке в испытаниях. После столь нежелательной здесь волны спартакистских подстрекателей и людей, которые собирались «навести тут порядок» (то есть грабить и воровать сколько угодно), солдатский совет стал рассматриваться как инстанция для жалоб. Например, в него обращались нижние чины из штаба корпуса, до этого уличенные и наказанные за воровство и подделку документов».
Воздействие успехов немцев на русскую и латышскую стороны