Бой вечен

Крис спасла часть аппаратуры в своей сумочке, аппаратуры, которая нужна была ей как репортеру. Я наотрез отказался от фотографирования, сейчас это совершенно ни к чему. Интервью должно было идти без указания моего имени, только – как слова дворянина Российской Империи. Этого было достаточно… все то, что я мог сказать, как дворянин, я мог сказать и как офицер разведки, и как вице-адмирал русского флота. Все это – и ничего, кроме этого…

Контр-адмирал Талалиев, командующий ударной группой – он начинал на Каспии в засекреченной части на мысе Зых – любезно освободил нам адмиральскую каюту, помнящую еще, наверное, Нетесова, командовавшего ударной группой, когда я впервые прибыл на корабль. Кстати… если так подумать… наверное, я первый из подводных диверсантов, получивший адмиральское звание… а сейчас я могу назвать не менее пяти адмиралов русского флота – выходцев из подводных диверсионных частей. Тот же Нетесов был «классическим» адмиралом, до назначения на авианосец был первым помощником на крейсере УРО… в те времена боевому пловцу и думать не стоило, чтобы получить под свое начало корабль, тем более авианосную группу. А сейчас… времена другие… командование специальных операций, раньше выклянчивавшее денег на скоростные лодки, сейчас получило устаревший, но вполне еще ходкий авианосец, а бывший боевой пловец – командует им. В углу, где обычно все адмиралы вешают фотографии с личным составом, модели кораблей, где им довелось послужить – у Талалиева висел черный, распластанный на стене гидрокостюм и двуствольное гарпунное ружье, которое использовалось до появления подводных пистолетов и автоматов. Крис этот гидрокостюм даже напугал… она не сразу поняла, что это такое.

Началось все со стандартных вопросов – родился, учился… я отвечал на эти вопросы относительно правдиво… например, забыл, что из Севастополя я перевелся в Санкт-Петербург. Разведки всего мира собирают информации о потенциальном противнике… и пусть поломают голову над идентификацией офицера, давшего интервью. Пусть думают… это полезно…

… Простите… не понял – я отвлекся.

– Как вы оцениваете сделанное вами в Персии?

Я пожал плечами – вопрос был из тех, на которые не знаешь, как ответить.

– Как малую часть того, что нужно было сделать. Но мы старались изо всех сил, делали то, что считали правильным. Я был всего лишь одним из многих людей, которые гасили там пожар, не стоит преувеличивать мои заслуги. В сущности, работа любого командира заключается лишь в том, чтобы не мешать подчиненным одерживать победы…

Такое скажут многие – и многие будут в этот момент лицемерны. Но не я. Это и есть основное качество хорошего командира – брать все ошибки на себя, достижения же делить на всех. Тот, кто делает наоборот – командиром не станет: его будут ненавидеть и в критической ситуации подставят.

– А как вы оцениваете повстанческое движение? Может быть, стоило пойти на переговоры с наиболее авторитетными его представителями, тогда бы пролилось меньше крови.

Я улыбнулся.

– Милая барышня, крови пролилось бы больше, причем намного. Просто не сразу, а в течение какого-то времени… согласен, это кажется менее болезненным. Но, по-моему, еще Авраам Линкольн сказал: возможность потерпеть поражение в бою не должна мешать нам сражаться за дело, которое мы считаем справедливым[65]. Мы сражались за то, что считали и считаем справедливым.

– Но они были слабее вас! Повстанцы, я имею в виду.

– В этом нет нашей вины. Они были слабее по одной причине – они были на стороне варварства, а мы были на стороне цивилизации. Это и есть то самое, что определило дальнейший ход событий. Захватив страну… Персия, юная леди, пусть в ней была очень несправедливо устроена власть, она стояла на стороне цивилизации, не варварства. Электроэнергии на душу населения там вырабатывалось больше, чем в любой другой стране мира, в том числе в России. Они экспортировали в Африку и на наш Восток бетон и вот-вот были готовы начать экспортировать пшеницу.

– Но…