— Именно. Выпущено всего двести бутылок от известно винокурни «Петрофф», берущей начало своей истории еще в прошлом веке. Отличная винокурня, работающая на качество, выпускающая не больше полутысячи бутылок в год. «Старый Князь» — это классика. Это изыск. Это константа, вокруг которой всё вертится.
Собравшиеся одобрительно закивали в подтверждение этих слов.
— Высокая сложность аромата, четкий баланс и особенно разнообразие спектров вкуса, — отец аж закрыл глаза, пытаясь в точности передать словами сложный вкус напитка. — Ноты шоколада, сочных апельсинов, имбиря, немного мяты и древесного пепла на заднем плане. Вкус довольно насыщенный, с сухими солодовыми нотками, кожи, сухофруктов. Послевкусие довольно продолжительное, с оттенками специй и немного дыма. Аромат морской, пряный с нотами хереса, выпечки, сухофруктов, спелых яблок, цитрусовых и меда. Хочу отметить, что вкус очень приятный, мужской. Баланс между бочками хереса и бурбона очень удачный. Послевкусие средней продолжительности с нотами дуба с небольшим количеством фруктов и намека на соленый морской воздух. Стоит ли мне рассказывать вам, уважаемые господа, мои друзья, любители виски, что это за напиток и как долго я за ним бегал, чтобы купить? Десять бутылок, господа. Ровно столько мы сегодня с вами выпьем. Прошу! За сына! За Александра Пушкина!
Я подошел к Кате, которая уплетала бутерброд с икрой.
— Слушай, все спросить хотел, — сказал я. — Я когда экзамен сдавал, к нам в аудиторию Смит зашла.
— Собственной персоной? — удивилась Катя.
— Ну да, — кивнул я, не совсем понимая столь бурную реакцию девушки. — А что такого?
— Она очень редко появляется на людях. Очень редко.
— Вот по этому поводу я и хотел вопрос задать. Дело в том, что у нее в руках был нож. Большой такой, тонкий. А еще окровавленный. Что это значит?
— Ты уверен что это кровь была? — растеряно спросила Катя. — Может, краска?
Я пожал плечами.
— Нет, больше на кровь похоже.
— Слушай, Пушкин, кажется, ты что-то перепутал. Звучит, на самом деле, все это очень странно — Смит, собственной персоной, да еще и с окровавленным ножом. Опять у тебя какие-то проблемы с головой из-за стресса?
Я не тал спорить с ней, понимая, что она тоже не в курсе этих странностей хозяйки Школы. Возможно, потом узнаю, что все это значит, а сейчас нужно выпить. Марина сказала, что фруктовый пунш у дальней части стола разбавлен хорошим бренди. Туда я и собирался сейчас.
Наверное, нужно было немного проветрить голову от всех вопросов и просто отдохнуть.
— А это еще кто там? — спросил отец, приглядываясь.
Я тоже присмотрелся, пытаясь понять о ком говорит отец.
— Где? У входа? — переспросил я.
Отец кивнул. Он был напряжен, брови сомкнуты на переносице и я понял, что прямо сейчас происходит что-то не запланированное.
Среди гостей я довольно быстро заприметил необычного человека. Высокий, плечистый, он был одет в драповое черное пальто, на груди блестел родовой тотем, украшенный бриллиантами и красными рубинами — оскаленный волк на фоне луны. Гость был лысым, череп неровный и бледный, уши торчали как плавники у окуня и были такие же красные.
Таких девушки утешают тем, что у мужчины главное не красота, а ум. А судя по блестящим холодными искорками глазам незнакомца, ума у него было с достатком, причем весь он работал на расчетливость хозяина.
Гость невольно вызывал отторжение.
— И кто это? — спросил я, ничего не понимая, но интуитивно чувствуя, что отец явно не ожидал в гости его.
— Заклятый враг, — сквозь зубы ответил отец. — Подлец и негодяй, который хочет уничтожить наш род. Это тот, кто занял нам деньги под кабальный процент. Это дьявол и имя ему — Прутковский.
Я глянул на гостя. Он улыбался, смотря прямо на нас, внимательно, словно хищник высматривающий свою жертву.
А потом неспешной походкой двинул в нашу сторону.
Глава 18. Бал (II)
— Федор Иванович, рад видеть вас и приветствовать в полном здравии, — произнес Прутковский, подойдя к нам.
— И я рад, — сдержанно ответил отец.
Было видно, что разговор ему этот неприятен — еще бы, увидеть своего кредитора, которому по крупному задолжал в такой радостный момент было не самым желанным.
— А это ваш сын? — спросил гость, поглядывая на меня. — Не был до сего времени знаком с ним лично.
— Александр Пушкин, — представился я.
— Князь Прутковский, Дионисий Егорович, — ответил подошедший. — Вы уже совсем взрослый, настоящий представитель и наследник своего клана.
Тонкий укол, казалось, прошел мимо ушей отца, но он все прекрасно понял. Обычно наследниками становятся тогда, когда умирает глава рода и Прутковский специально это сказал, делая намеки на долг.
М-да, тип и вправду мерзкий — отметил я про себя.
Прутковский осмотрел меня так внимательно, словно я был на приеме у врачебной комиссии. Сказал:
— Малой ходит в Школу?
— Ходит, — кивнул отец.
— Смитовскую?
— В нее самую.
Разговор явно не клеился — отец не сильно желал его поддерживать, но Прутковский словно на зло не уходил и продолжал стоять.
— Смитовская хорошая школа. Сильная. Но продержаться там очень сложно.