Бояре Стародубские. На заре

– Муж мой ушел далеко на заработки, – отвечала она.

– Ты возьми другого, – коротко решил калмык, мало и дурно говоривший по-русски.

– Этого нельзя сделать, когда муж жив, так нельзя выходить за другого; у нас это не дозволено! – толковала Малаша.

– Не дозволено?.. – повторил калмык задумчиво. – А где муж? Кто его видел? – спросил он.

– Он давно пошел на оренбургские заводы; раз прислал весть о себе, а с тех пор ничего о нем не слышно.

– Много лет?

– Года три будет.

– Так он не жив: башкиры всех убили прошлого года!

– Почем ты знаешь? – со страхом спросила Малаша.

– Сам видел. Всех убили! Как имя было?

– Борис.

– Крещеный?..

– Вестимо, крещеный! – кивнула Малаша.

– Ну, он убит. Возьми меня мужем. У меня золото есть, – прибавил он очень тихо. – А ты будешь смотреть за коровами.

– У меня муж жив, – уверяла Малаша, напуганная его предложением.

– Убит, – спокойно повторил калмык, – у меня много вещей, ты посмотри сама.

Малаша не поняла, что он хотел сказать и о каких вещах говорил калмык; но с тех пор удалялась от него и не ходила к нему на работу. Калмык не переставал, однако, следить за нею. Раз в летний день Малаша мыла что-то в нешироком, но довольно глубоком ручье, бежавшем на дне оврага; время стояло жаркое, из степи дул знойный ветер; Малаша ступила в ручей босыми ногами и хотела искупаться. Она сбросила с головы платок, черные косы упали ей на спину; она ступала все глубже в ручей, бросив с себя верхнюю одежду на берег. В овраге было пусто и тихо, только птицы щебетали в кустах, которыми поросли берега ручья и подъем отлогих гор. Вдруг вверху над оврагом раздался голос калмыка.

– Не топися! – кричал он. – Я выну тебя тотчас, поймаю! Не топися! – кричал он сердито.

Малаша вышла поспешно на берег, наскоро собрала все, что сбросила с себя, накинула на себя кой-как и молча, ничего не отвечая калмыку, скорыми шагами пошла к селу, пробираясь между кустами подальше от калмыка, воображавшего, что она хотела утопиться. Когда после, при встрече с нею, калмык снова уговаривал ее пойти за него замуж, она постоянно отделывалась одним ответом: что это грех, потому что муж ее жив! Калмык скрылся из села и долго не показывался, к большому удовольствию Малаши. Он появился наконец и смотрел на нее с торжествующим видом! Он пробрался к ней, когда она одна работала в огороде у своих поселенцев, сел недалеко от нее, с хитрым выражением на лице, и зорко смотрел на нее блистающими глазками, едва видными меж седыми бровями и выдающимися скулами широкого лица.

– Ну! – сказал он. – Слушай, что буду говорить…

– Что там еще? – спросила она.

– Смотри, что буду показывать.

– Не нужно мне ничего от тебя, – с досадой ответила ему Малаша.

– Мужа как звали? Борис? – начал он снова.

Малаша бросила работу при имени Бориса и невольно сделала несколько шагов вперед к старому калмыку.

– Он серьгу носил в ухе? – спрашивал старик.

– Да, носил серьгу, с голубым камушком.

– И крест носил?..

– И крест носил, вестимо! – вразумительно ответила Малаша.

– Ну вот, смотри: его этот крест?

Малаша нагнулась к кресту, и что-то знакомое виделось ей в простом кипарисном крестике, навязанном на шнурок из небеленых ниток, точно такой, какой она всегда плела мужу. Она всматривалась в крест, будучи не в силах отвернуться от него.

– И серьгу носил?

– Да, – повторила Малаша машинально.

– Ну, смотри: его это ухо? – сказал он, вынимая что-то почерневшее, телесного цвета и показывая на ладони. – Я отрезал ухо с серьгою у мертвого. Он убит.

Малаша едва взглянула на это почерневшее ухо с сережкой и голубым камнем и, взвизгнув, убежала в избу. Бледная и с дрожью в членах вошла она в избу. В избе ее окружили, поили водою и отчитывали молитвами; она успокоилась и только плача рассказала свой разговор с калмыком и что он показывал ей крест и ухо убитого мужа. В избу постепенно набрался народ, и, надумавшись, все дали ей совет идти к священнику: он-де уймет калмыка.

На другой же день Малаша, вся расстроенная бессонной ночью, шла к священнику, поспешая без оглядки. Калмык вдруг вырос у нее на дороге; она не знала, откуда он мог взяться.

– Ты, – сказал он ей, – иди замуж, а не хочешь – так увезу к башкирам, украду! – грозил он, глядя на нее злобно.

– Погоди, – сказала Малаша, – вот я пойду к попу да спрошу, дозволено ли венчаться, коли не знаю, жив ли муж; пойдем со мною к попу, – звала она калмыка, надеясь, что священник пригрозит ему.

– Иди ты, а мне не надо, – ответил ей старик, уходя в сторону, и Малаша пошла к священнику.

К счастью Малаши, священник очень серьезно взглянул на ее жалобы и принял ее под свою защиту. Выслушав историю ее замужества и об уходе мужа, по всей вероятности убитого, священник посоветовал ей подать прошение, чтоб ей дозволено было вернуться к отцу. Для выполнения этого плана он предложил ей ехать с ним в Оренбург; от калмыка же он обещал собрать все сведения о смерти Бориса как от единственного свидетеля и очевидца.