Бояре Стародубские. На заре

Анна была приятно удивлена, когда на крыльце дома появилась хорошо одетая пожилая дама с образом в руках: на голове ее надет был чепец с высокими украшениями, волосы приподняты на лбу, зачесаны назад и напудрены, из-под пудры виднелась натуральная белизна седины. Темное шелковое платье и большой платок составляли остальной наряд, вместо измятого ситцевого капота, который Анна думала увидеть на экономной деревенской хозяйке. Лицо, красное, с загрубелою кожей, было серьезно, но несердито; губы госпожи Кавериной готовы были даже подернуться улыбкою, когда генерал поднес к ней ребенка, но она сдержала улыбку и чинно поднесла к нему образ; когда генерал приложился к образу, она обратилась с образом к Анне. Приложившись и приняв от тетки образ, Анна последовала за нею в дом. Он делился на две половины большими сенями, в которые они вошли прямо с крыльца. По одну сторону сеней вела дверь в гостиную и столовую, по другую сторону была дверь в комнаты тетки, и рядом с этою дверью была другая, немного отворенная, и сквозь нее виднелись две комнаты с окнами в сад. В конце сеней помещались кладовые, с тяжелыми, висячими замками на засовах, которыми крепко припирались эти двери. Вот все, что составляло дом зажиточного генерала и тетки его, помещицы того времени. Комнаты были оклеены бумажными обоями, очень пестрыми, а иные были просто выбелены.

– Вот ваши комнаты, – указала тетка Анне на комнаты, видневшиеся из дверей; они были пусты, без всякой мебели и без занавесок на окнах; несколько простых стульев стояло около стен. Анна подумала тут же, что нетрудно будет убрать эти маленькие комнаты всем запасом ковров, занавесок и мебели, ехавшим при них в обозе из Петербурга.

В полдень прибывшим родственникам подали обед из трех блюд: щей с бараниной, куриных котлет и сладкого слоеного пирога.

– Не погневайтесь, у нас не петербургские повара, – заметила госпожа Каверина.

Анна поспешила сказать, что находит все очень вкусным.

– Только и желаю, чтоб вам нравилось, а племянник военный человек, им в походах и так не придется кушать.

Весь день прошел в том, что Каверина показывала генералу и жене его сад, всю усадьбу с избами дворовых людей, скотный двор и ближайшие поля. Анна осматривала все не скучая, вспоминая давно оставленный ею хутор отца. Генерал выслушивал тетку, соображал, высчитывал и надеялся, что, изменив многое и улучшив, можно было удвоить доход. Он уговаривал Каверину быть терпеливее с рабочими людьми, которые за строгость ее не раз поджигали ее сараи и скирды хлеба и уничтожали доходы многих лет; а пока он намеревался учредить везде ночные караулы, назначив хорошую плату сторожам.

– Ты у меня всех перебалуешь! – говорила Каверина. – У меня и прежде больших взысканий не было, я не такова, как наш ближайший сосед: у него семнадцатилетняя девушка за побеги, кружева в кандалах работала, сама на себя руки наложила и в кандалах скончалась. Я с таким соседом и не знакомлюсь! Мы не звери, по-людски живем с рабочими.

– Как же это допускают другие!.. – содрогаясь, спросила Анна.

– Кому же жаловаться? Далеко надо просьбы подавать. У нас еще мало таких людей, а в степных губерниях, подальше от столиц, так воеводы не лучше поступают: только им заплати – и будешь прав! Там архиереи попа не поставят без того, чтобы он не принес сотню-другую рублей; да и с попами тирански поступают.

«Так вот среди каких людей приходится жить в деревнях…» – подумала Анна. Генералу это было неново, он уже много слышал и видел на своем веку.

– Есть у нас и хорошие соседи. Как отдохнете с дороги, то надо будет всех родных и знакомых объездить; для этого попросим и парадную карету у кумы моей, помещицы Арцебашевой. Она недавно купила к свадьбе своего сына и пятьдесят рублей заплатила; ну и карета же: вся снаружи позолоченная, а внутри обита трипом алым. Вот надо побывать у всех, по обычаю все сделать.

Так несколько времени Каверина, как за гостями, ухаживала за генералом, женой его и Лизочкой и почти не заводила разговора о расходах и денежных делах. Генерал вступил в распоряжение хозяйством; Анна убирала свои комнаты с помощью привезенной с собою прислуги. Когда комнаты были готовы и убраны всеми коврами, занавесками, мебелью и портьерами, а на столиках разложены были дорогие безделушки – Каверина долго разглядывала все молча, потом вздохнула и проговорила: «Уж как все это, должно быть, дорого стоило!» Генерал не отрицал этого, но заметил, что все это было приданое Анны.

– И приданое надо беречь, чтобы на весь век стало, – заметила тетушка.

Анна улыбнулась, но муж делал ей знаки, прося не возражать.