Бояре Стародубские. На заре

– Выходите, – повторил он, – или сейчас выломаем дверь, и тогда всем вам конец! – И он потряс дверь сильной рукою. Ответа все не было; Каверина ждала, что помощь подоспеет прежде, чем они успеют сломать дверь. Но она слышала, что они уже принялись выламывать дверь, окружив ее со свечами и зажженными лучинками, свет и дым от которых проникал в щели двери. Дверь была очень прочна, из толстых дубовых досок, и нападающие принялись рубить ее топором посредине. Они пробили небольшое отверстие, и щепы летели сквозь него в кладовую; Каверина отошла в глубину комнаты и старалась спрятаться за мешками и сундуками. Потребовалось довольно времени и работы, чтоб выломать тяжелую дверь, на крепких железных петлях; и когда она подалась и повалилась на пол, в сенях уже появилось много крестьян, пришедших на помощь с дубинами, и сторожа прибежали с ружьями по зову прислуги. Крестьяне бросились на разбойников, а послышавшийся выстрел тотчас обратил их в бегство через то самое окно, в которое они входили в дом. Не многие из них были пойманы и перевязаны. Но госпожу Каверину вытащили без чувств и с ушибленной головою от нанесенного ей удара. Вся эта шумная сцена происходила над головой Анны, сидевшей в подвале, и пугала ее за нее и за ребенка, который проснулся от шума и криков и громко плакал; кормилица не унимала его, она только читала громко молитвы. Наконец все стихло над ними, разбойники были переловлены и уведены. Но никто не поднимал тяжелой двери подвала, и Анна не знала, чем объяснить эту тишину. Не убита ли тетка? И не останутся ли они в подвале, куда никто не догадается прийти искать их, если даже разбойники ушли? В испуге Анна вскочила с пола подвала, стараясь приподнять подъемную дверь, девочка ее заплакала еще сильнее от стука, и прислуга услышала крик ребенка в подвале. До сих пор никто не знал, где спряталась Анна, а тетка не могла ничего сказать: она едва начинала приходить в себя. Наконец Анну освободили из ее заключения, она истерически плакала и умоляла людей бежать за доктором для тетки. Но доктора искать было негде, и прислуга примачивала госпоже Кавериной голову водою и уксусом, как делывала она сама с ними в случаях ушиба. На дворе уже рассветало, и все приободрились с рассветом.

Происшествие это надолго задержало отъезд Анны из дому тетки; она ухаживала за Кавериной до ее полного выздоровления. Прибывшая военная команда переловила шайки бродивших в окружности разбойников, а часть этой команды составила конвой, чтобы проводить Анну до границ Тульской губернии, когда она выехала к отцу с дочкой и кормилицею. Дальше на юг дорога считалась безопаснее, и Анну провожали два сторожа из стражи, устроенной в деревне ее мужем. Так кончилось пребывание Глыбиных в деревне, и рушились их планы на поправление их состояния. Невесело и одиноко приближалась Анна к родному хутору, думая, что никого нет там из молодых друзей. К счастью ее, был жив еще отец, хотя сильно постаревший… Родина встречала ее более мягким воздухом, небо было ярче, и солнце светило теплее, несмотря на зимнее время; Анна радовалась, подвигаясь на юг, и везла радость отцу, его единственную внучку.

– Анна! Сокровище мое! Вот кого не чаял дожидаться! И ты вспомнила старика! Приехала к нам в глушь… – восклицал старый сержант, обнимая, целуя Анну и принимая от нее на руки внучку.

– С какою радостью я ехала к тебе! Как рада пожить при тебе, отец! – ответила Анна, плача и обвивая шею отца своими руками, целуя его седую голову.

С визгом и с криками радости встретила племянницу Афимья Тимофеевна.

– Расскажи, расскажи нам все, что ты там видела, в Петербурге! – вскрикивала Афимья Тимофеевна, обнимая и целуя Анну, нагнувшуюся к маленькой тетке.

После этой встречи жизнь на хуторе расцвела. Нельзя сказать, что для сержанта воскресло все прежнее, нет; скорее можно сказать, что жизнь его расцвела в новой форме. Он видел дочь, не такую молодую, как прежде, но цветущую; а на руках ее маленькое, незнакомое существо, которое, как оказалось скоро, было ему также очень дорого. Он, разглядывая маленькую Лизу с любопытством и нежностью, находил в ней сходство то с Ольгой, то с Анной и, прожив с нею далее более полугода, не переставал находить в ней каждый день что-нибудь новое.

– Знаешь ли, Анна?.. – говаривал он дочери. – Мне в первый раз случается видеть такого ребенка, ведь в ней все хорошо.