Бояре Стародубские. На заре

– Шо, человеку с нами можно пить или проводить его в кухню? – спрашивал Пушкарь, пытливо вглядываясь в глаза Алексея.

– Выпить прикажи здесь, боярин! – с поклоном обратился рейтар к Алексею. – А кормиться туда пойду.

– Прыткий, даром что русский, – проговорил Пушкарь, глядя на солдата, – тебя и Гарпина не обмане, а она самого беса спутает…

– Та ну, не поминай! – крестилась старуха.

Гарпина стояла молча среди хаты, скрестив полные руки; боярин мог хорошо рассмотреть лицо ее и щеголеватый наряд, державшийся в чистоте и красе, несмотря на все тревоги постоянной войны в их краю; и самая война помогала наживе тех, кто оказывался ловчей и хитрей других: на смуглой шее Гарпины обвились в несколько рядов кораллы и янтари; в ушах были у ней длинные подвески к серьгам, блиставшие цветными каменьями; узкая полоска красной шерстяной ткани лежала на голове, придавая ей еще более круглую форму, а черные глянцевитые волосы, разделяясь ровным пробором на высоком лбу, спускались и падали тяжелыми косами через худощавые плечи казачки.

Гарпина стояла молча и неподвижно, но в колебанье рук ее и плеч видна была непрерывная волна жизни.

– Побачь, болярин, вот наши дивчата! – с хитрой усмешкой говорил Пушкарь. – Стоит она смирно, в пол вросла, а вся движется.

– Правда, – ответил Алексей, тянувший в себя горячий и невкусный ему кулиш и медленно проглатывая его.

– Наша дивчина, что тополь или осина – без ветру дрожит; с того ли, что и деды и прадеды у ней дрожали перед турками та перед ляхами, или плясать хочет, – докончил Пушкарь, посмеиваясь на Гарпину.

– Кликнешь й, и готова! – отозвалась на шутку его Гарпина.

– А як сбежишь, так и не найдем, – насмешливо буркнула старая Олена, стоявшая у печи.

– Без коней не сбежишь, коли б повозка та кони, то и за Днепр можно б… – проговорила Гарпина полусерьезно.

– А есть у вас кони? – спросил боярин.

– Есть, одна шкапа на четырех… – засмеялась Олена.

– К одной и другую припречь можно, – проговорила Гарпина своим музыкальным напевом, всегда слышным в ее речи.

– Ступай, спи! – как бы сердясь, крикнул Пушкарь.

Когда Алексей положил на стол свою ложку и ласково кивнул хозяину, со стола прибрали; все скоро разошлись, попрятались по углам избы; только старый Пушкарь помогал еще рейтару устроить постель для Алексея на широкой лавке у печи; он принес соломы и войлок и приветливо пожелал боярину отдыхать спокойно; Алексей снял с себя верхнюю одежду, снял пояс, в котором хранился запас дорожных денег, и отдал на хранение рейтару; охотно вытянулся на соломе, покрытой войлоком, выправляя усталые члены и опустив на изголовье отяжелевшую голову; сон не замедлил овладеть им.

Проснувшись на другой день, молодой Стародубский попробовал приподняться, но голова его кружилась. Он чувствовал, что не сможет выступить в поход вслед за своею сотней и Стрешневым.

– Ничего, догоним! – успокаивал его старый Пушкарь. – Сегодня я обоз поджидаю: с мукой да с пшеном; повезу вашим, а вы с рейтарами проводите по степи.

– Это доброе дело! – сказал Алексей, радуясь, что день отдыха не пропадет даром и не останется без пользы для войска.

Пока он лежал, не подымая головы с подушки, старая Олена наложила ему на голову повязку с уксусом.

– Твоя старуха, видно, знахарка, – говорил Алексей, – словно мне легче от ее повязки.

– Ведьма, как все жинки, когда постареют! – проговорил Пушкарь, кивая Гарпине, рассмеявшейся тонким, мелодичным смехом.

– И ведьма в другой раз пригодится, – ворчливо заметила старуха.

День проходил своим порядком. Когда все разошлись по своим привычным делам, а рейтар вышел взглянуть на лошадей, старая Олена одна оставалась в хате с боярином. Она села у окна и, разматывая моток ярко-красной шерсти, ворчала про себя вполголоса:

– Ведьма! А коли б не тая ведьма, то и Пушкаря не було бы на свете. От турок и от ляхов спрятала его, раненого, как напали они на Киев, за то описля Пушкарь взял меня за себя замуж. Детей своих не було. Мальчика, шо зостался от первого мужа, в огонь ляхи бросили, нехай им так буде на Страшном Суде перед Господом. Як притихло все, Пушкарь взял к себе племянницу после вбитого брата, с Запорожья, а я Василя нашла, – в соломе лежал мальчик спрятанный, а чей – так и не узнали. Тольки я его годовала и годую як родного сына. А Пушкарь его невзлюбил и не любе, годуя свою Гарпину, и хоче увезти Василя за Днепр к казакам; а кто ж нас под старость кормить буде, коли доживем?

Старуха ворчала за кличку «ведьма», потрясшую и раздражившую ее. В досаде она выбалтывала и то, что старый Пушкарь таил глубоко в душе, прикрывая постоянно шутками и смехом. Но к счастью, больной Алексей простодушно слушал ее в полудремоте, как слушал, бывало, дома рассказы старца сказочника. Не знакомый еще со всеми сложными обстоятельствами края, он не соображал, куда стремился Пушкарь со своим Василем.