Бояре Стародубские. На заре

Пришедший поднес свечу к самым глазам и любовался на ее пламя. «Это свет Божий!» – говорил он внушительно. Он поднял свечу над головой, и бледное пламя осветило его высокий лоб, мягкие черты лица и кротко светившиеся глаза темно-янтарного цвета.

– А дашь мне копеечку? – спросил его служитель.

– Нету у Ивана копеечки, – ему не надо! – ответил тонкий голосок.

– У Ивана большие пустые карманы, – проговорил служитель смеясь.

– Ивану ничего не нужно, – все роздал бедным, – ответил Иван.

– Ну вот, возьми копеечку на бедных, – сказал служитель.

Лицо Ивана просияло.

– Слава Богу! – говорил он, крестясь. – Есть и в тебе искра Божия. Она ярко в душе светит и спасает! – говорил он задумчиво и неопределенно, глядя куда-то вперед перед собою.

– Ну, пророчь, что мне будет? – спрашивал служитель с серьезным лицом.

– Что будет?.. – повторил Иван вдумчиво. – Кротость спасет тебя! Смиренные угодны Богу! Ты не носишь меча и не погибнешь от него. – Слова эти произносил Иван расстановочно и вдумчиво, будто стараясь сам понять каждое слово, всем существом отдаваясь своим мыслям. Эта работа ума и желанье добра проникало трогательным выражением все черты его, и они получали привлекательность в эту минуту.

– Ну, иди дальше, блаженный! – проговорил служитель, внимательно выслушав его речи.

– Идет Иван, раб Божий, – проговорил Иван, раскачивая головой в виде поклона служителю.

– Иди, святой, не кланяйся мне, грешному, – остановил его служитель.

– Так не говори! – внушительно сказал Иван. – Я служу всем святым, и ты можешь служить им, и мы равны; тем от греха избавляемся! И диавол… – воскликнул он, но служитель прервал его.

– Иди с Богом! – крестясь, проговорил он и быстро ушел от него в ту сторону, откуда он провожал Ивана. Служитель уходил, зная способность Ивана проповедовать по целым часам, забывая, куда он шел и о тех, кто его слушал. Но теперь, лишась слушателя, Иван опомнился и начал подниматься вверх по лестнице. Он шел, едва касаясь пальцами ног каждой ступеньки, будто взлетая на них неслышными шагами, светя на лестнице тонким пламенем маленькой восковой свечи; его высокая белая фигура скоро исчезла вверху на повороте лестницы.

Наверху, в тереме царевен, светились уже лампады у образов, спускались на серебряных цепочках в виде паникадил. В комнате царевны Софьи на длинном столе зажжены были восковые свечи в высоких шандалах. Царевна Софья сидела подле стола на большом кресле, обтянутом золотистой кожей, на столе перед ней раскрыта была Библия, – то был новый перевод, недавно исправленный и напечатанный. Царевна читала из Библии вслух сидевшим около стола сестрам и боярыне Анне Петровне. Анна Петровна прерывала по временам чтение, желая втолковаться в прочитанное, объясняя его себе и сестрам царевны. Царевны казались утомленными и толкованьем ее, и чтением, и длинным вечером, тянувшимся безо всякой перемены. Царевна Софья сложила книгу и поглядывала на часы, стоявшие на окне на большой подставке с красивой резьбой; часы показывали семь. Она поглядывала на дверь, кого-то поджидая, и на ее лице видно было также утомленье, а может быть, и скука. Пестро и богато убрана была комната царевны; тут были и турецкие ковры, и бархатный покров на столе, много было красивых вещей из золота, с резьбой и фигурами людей или зверей, расставленных на стенных поставцах. На окне стояла огромная клетка с заморскою птицей попугаем, задремавшим теперь и свесившим вниз зеленую, блестевшую отливами голову, опираясь крепко сильною лапой на перекладинку в клетке.

В шкапах у царевны много книг. Стены комнаты царевны расписаны изображениями Христа, Иоанна Предтечи и сцен из Евангелия; на сводах потолка видны херувимы и серафимы; все украшено на загляденье в этой комнате, где проводится весь день и вся жизнь в безвыходном затворничестве самой царевной и ее пятью сестрами. Но они давно, конечно, нагляделись на все их окружавшее и жадно вперяли взоры на двери, будто ожидая свежей струи воздуха, желая, чтоб она ворвалась в душную атмосферу их терема, где слышится запах курения смесью душистых трав и розовой воды.

– Придет ли сказочница сегодня? – спросила одна из меньших сестер царевну Софью.

– Нет, сегодня не обещала прийти, – ответила ей боярыня Анна Петровна. – Сегодня пятница, а в день поста старица наша сказок не сказывает – греха боится.

– Завтра она грех отмолила бы, – проговорила Софья, улыбаясь.

В это время Иван, взбиравшийся по лестнице, стоял уже у двери в комнату царевен и тихо стучался в нее, по своему обыкновению. Приотворив дверь, он показался на пороге из-под поднятой тяжелой занавеси.

– Ваня! Иван-блаженный! – раздались голоса царевен.

Он стоял, вошедши в комнату, скромно опустив глаза в землю и спрятав свои худые руки в длинные рукава рубашки.

– Озяб, блаженный? – спрашивала его боярыня Анна Петровна.

– Ничего Ивану. Ноги не мерзнут, – ответил Иван, выставляя одну ногу, уже совершенно разутую, босую. Лапти сбросил он на лестнице перед входом в покои.

– Напоить тебя сбитнем горячим? – спросили его.