Бояре Стародубские. На заре

Малаша почти бежала к ним по улице, торопливо и мелкими шажками. Увидев Барановского, она стала на месте, будто дивясь его внезапному появлению, и вдруг весело рассмеялась. Смех ее облегчил душу Барановскому; храни Бог, он увидел бы ее плачущую, но она смеялась по-прежнему. Хотя невысокая, но крепко сложенная, с вьющимися, как у отца ее, волосами, покрытыми алым платочком, – Малаша очень походила на отца; разница была в том, что она казалась очень недурна, тогда как отец ее мог скорее пугать, нежели нравиться. Оживленный ее весельем, Барановский пошел к ней навстречу поздороваться и обнял ее по-братски, но потом невесело глянул на нее.

– Что-то пасмурен, – сказала Малаша, – вестимо, с дороги! Не отдыхал еще, хозяин?

– Теперь уж не хозяин, – проговорил ей Барановский, – ты зачем замуж вышла?

– Так отец велел, сказал: надо тебе идти! Со мной, говорит, век не изживешь; одежи себе больше не наживешь, пока я жив, при мне иди. Человек, вишь, хорош ему показался.

– А тебе как он показался?..

– Мне ничего. Пока не обижает; да жизнь у них за помещиком больно тяжкая, все извелись. Все повытянули у них, ничего завести нельзя: поборы от своих и от чужих, приезжающих, да еще мучают…

– Глупо ты сделала, что без меня вышла замуж! – сказал Барановский.

– Вестимо. Тебя бы им подождать надо было.

Она опять засмеялась. Правда, смех был у нее привычкой, но все же, как видно было, она не тужила, если и не радовалась своему замужеству.

– Тебе не надо ли что вымыть, хозяин? – спросила она, забирая в руки его дорожный мешок; не отнести ли это в дом?

– Отец отнесет; а ты садись да порасскажи о себе, – сказал Барановский.

Малаша исполнила приказание и села подле него, сложив на коленях свои смуглые руки. Барановский смотрел на нее, что-то обдумывая. Марфа Ивановна пошла в дом, приготовить позавтракать сыну.

– На неделе будет праздник, – говорила Малаша, – я приду все вымою и перечиню тебе поскорее, хозяин.

– Зачем спешить, я здесь проживу немало.

– Да мне надо скорее кончать все; я тебе после скажу отчего… Как ты мне посоветуешь в нашем деле? А теперь пойду к хозяйке-матушке.

Они пошли к матушке, и очень кстати. Она хлопотала, готовила, приносила все, чем угостить сына, и без Малаши долго бы не собрала всего, что казалось ей нужно.

Когда все наконец сидели у стола за завтраком, а Малаша подавала и помогала всем, она тут же передавала разные неутешительные подробности из быта крестьян и ее нового помещика: у кого отняли коров за недоимки, кто был бит и кто сидел в подвале.

«И зачем это не попал молот кузнецу в голову, прежде чем он вздумал выдать дочь к такому помещику!» – думал про себя Барановский.

Замужество Малаши отуманило всю его радость возвращения на родину. Без Малаши в доме было пусто, а Марфе Ивановне хлопот было через силу; все было ветхо, и дом, и постройки в огороде теперь опустели.

«Не бросить ли академию? – подумывал он. – Я мог бы заработать денег для матери… Да! Но чего же будет стоить мое образование, если оно будет не кончено? Боюсь, никуда нельзя будет сунуться. Вот нельзя ли на каникулы попробовать? Посмотрел бы Москву и Петербург… Ноги мои все вынесут!» – такие мысли возникали часто в голове Барановского.