Боярич

А мой ответ его явно удивил.

– Интересно, – помолчав, выдал цесаревич и, вдруг улыбнувшись, повторил: – Крайне интересно, я бы сказал. Вы верите в возможность такого договора?

– В случае с Громовыми он свою эффективность доказал… на деле, – я пожал плечами, и со стороны деда плеснуло пониманием и… злостью. О, неужели он догадался, кого именно я хочу видеть гарантом этого соглашения, а?

– Что ж, давайте попробуем, Кирилл Николаевич. Ха! Такого на моей памяти еще не случалось, честное слово… – Цесаревич выудил из ящика несколько листов и, подвинув их вместе с ручкой на край стола, кивнул пребывающему в некоторой оторопи Скуратову-Бельскому. – Берите, Никита Силыч, побудете нашим секретарем, пока мы обсуждаем с Кириллом Николаевичем конкретику.

А в чувствах у наследника престола забурлил такой азарт и предвкушение, что я было засомневался в правильности своих действий… Ну, с чего бы вдруг?! Да тут еще и дед тормозит… странно все это. Ну да ладно! Шаг уже сделан, а значит, вперед… до победного.

Обсуждение условий закончилось далеко за полночь. А подписание договора, к которому словосочетание «о невмешательстве» уже особо и не пришьешь, состоялось и вовсе под утро. Хорошо торгуется Рюрикович. Вместо «расхождения бортами» получилось скорее соглашение об ограниченном взаимодействии. А все потому, что господин наследник престола бился за каждый пункт моей свободы, аки лев… в смысле плюшки себе выторговывал. Не хочешь в клуб? Пожалуйста… за шиворот никто тянуть не будет, но взамен прими как данность, что аттестацию учеников твоей школы будет проводить только государственная комиссия. Не хочешь оказаться втянутым против своей воли и решения в политические или шпионские игры? Принеси клятву опричника… и так далее, и тому подобное.

Ну а гарантом нашего соглашения, как я и пожелал, стал Никита Силыч. Ему подобное оказалось не по нраву, но с бурчанием и ворчанием он все-таки поставил свою «нынешнюю» подпись, засвидетельствовав тем самым договор. А потом и клятву опричника скрепил, как духовное лицо. Правда, кривился при этом… ну, да его тоже можно понять. Не каждый день приходится собственную жизнь в залог оставлять. А вот цесаревич, наоборот, только что не сиял от удовольствия. И вот этого я уже понять не мог… но ничего, разберусь.

– Что ж, осталось дело за малым. ЛТК, – откинувшись на спинку кресла и убрав бумагу договора в стол, проговорил цесаревич.

– У деда дома, – я мотнул головой в сторону опешившего от такой подставы Скуратова, а наследник престола резко посмурнел.

– Кирилл Николаевич, вы шутите? – холодно спросил он.

– Хм… скорее, неправильно выразился, – улыбнулся я в ответ. – Извините.

– Тогда… – Михаил выжидающе замолчал.

– В склеп загляните, – проговорил я под отчетливый скрип зубов Скуратова. Повернувшись к деду, развел руками. – Извини, я решил, что тебе пока этот саркофаг без надобности, а искать в нем ЛТК точно никто не станет. Очень удобная камера хранения получилась.

– Там же одна крышка под полтонны весом, – заметил цесаревич, на что я только пожал плечами:

– А Эфир на что?

Вызванный Михаилом полковник Ремизов, так и не сменившийся за все время наших ночных бдений, получив приказ, даже взглядом не выдал своего удивления и, отвесив короткий «кавалергардский» поклон, исчез за дверью. А там не прошло и четверти часа, как дюжий рында в сопровождении пары своих коллег втащил в кабинет цесаревича огромный кофр со сложенным в нем ЛТК.

Повинуясь жесту наследника престола, рынды, хлопнув себя кулаком в грудь, вывалились за дверь, а Михаил, поднявшись из-за стола, обошел стоящий в центре комнаты кофр по кругу и приглашающе махнул мне рукой.

– Ну что, Кирилл Николаевич, продемонстрируйте нам это чудо германского гения.

Замечательно… а я-то все раздумывал, как поаккуратнее деактивировать мастер-ключ…

* * *

– Ну, что скажете, Никита Силыч? – поинтересовался цесаревич, когда молодого гранда проводили к выходу из Кремля и он исчез за воротами древней крепости. – Как вам мой новый опричник?

– Скажу, что это была самая идиотская ночь в моей жизни за последние лет десять, – вздохнул тот, устало опускаясь на недавно оставленное Кириллом кресло. – Этот мелкий паршивец мне все нервы вымотал.

– О, да вы, господин Скуратов, кажется, готовы сделать ту же самую ошибку, которой не далее как вчера вечером попрекали меня самого, – сытым котом улыбнулся цесаревич, отворачиваясь от окна, у которого остановился, чтобы увидеть, как недавний посетитель покидает Кремль.

– Это от усталости, ваше высочество, – слабо улыбнулся Скуратов в ответ.

– Хм… Никита Силыч, скажите, а что вас так взбудоражило в заключенном нами с юным Николаевым договоре? – вдруг спросил Михаил. – Точнее, почему вы так забеспокоились, когда о нем вообще зашла речь?

– Не столько о нем самом, сколько об его «эффективности», как выразился мой внук, – нехотя ответил Скуратов и, помолчав, медленно и тихо договорил: – Покойный Громов нарушил условия того договора…

– О… – цесаревич замер, осознав смысл фразы. – О! Однако. Какой… резкий молодой человек.