Боярин

Плевать на княжеский титул. Иван уже и сам далеко не последний человек в Пскове. Вот уже год как Замятлино — не просто его вотчина, но получило статус нового, тринадцатого пригорода Пскова. И Карпов был его представителем. Что с того, что он обладал всего одним голосом, как и остальные пригородские? Зато имел право присутствовать на заседаниях малого веча. Причем, в отличие от Трубецкого, Иван еще и участвовал в принятии решений. Князь же имел только совещательный голос.

— Кабы была война, то дело иное. Но ко мне домой пришли воры. Пришли грабить и убивать. За что и поплатились. В чем ты зришь мою вину? — и не думал уступать Иван.

— А ты ее не видишь? Ты побил три сотни шляхтичей и около сотни боевых холопов, но не видишь своей вины?

— Интересно. Я ить не задавался вопросом, сколько там было шляхтичей, а сколько холопов. Разве только в отношении беглецов. А ты вона как все ведаешь. Откуда, князь?

— Ты на что намекаешь? — вздыбился Трубецкой.

— Я ни на что не намекаю, а просто задаю вопрос.

— Может, уже хватит? — не выдержав, раздраженно бросила Лиза. — Как бабки базарные. Бояре известить изволили, они же и опасаются, что война начнется. И заруби себе на носу, Иван Архипович, супруг мой уже многие годы несет на своих плечах груз княжеского стола, и не тебе сомневаться в нем.

— Прости, княгиня, прости, князь, — приложив руку к груди, обозначил поклон Иван. — Да только вор — он и есть вор. А боярин там, шляхтич или лесной разбойник — для того, чей дом грабят, разница невелика.

— Разница-то невелика, — вновь заговорил Трубецкой, — да последствия могут быть разными. И сегодня я вовсе не исключаю возможность военного похода литовского войска. Кабы ты просто намылил им холку, оказал помощь раненым и потребовал выкуп за пленных, это бы поняли и приняли. Но ты изничтожил всех без разбору. А это уже пахнет войной.

— Ну так нам оно только на руку, — пожал плечами Иван.

— На руку? — вздернул бровь князь.

— А почему нет? Я знаю доподлинно, чьим серебром было оплачено то нападение. Если будет затеяно следствие, то и доказать сумею. Надо же когда-то начинать ослаблять позиции литовской партии. Все так, князь. На этот раз постарались не москвичи. Боярина Аршанского работа.

— И что дальше? Людская кровь?

— А выхода иного нет. В прошлом году на шведский престол сел Карл Двенадцатый, и он, не в пример своему батюшке, вовсе не горит желанием заниматься мирным реформированием Швеции. Напротив, с завистью взирает на русского царя, уже не первый год успешно воюющего с турками. Вот ничуть не сомневаюсь я в том, что он решит развязать войну. И тогда уж крови прольется куда больше.

— Карл Двенадцатый — мальчишка шестнадцати лет от роду.

— Царь Николай в семнадцать отправился на Азов. А с шестнадцати был соправителем своего покойного батюшки, выказав при этом недюжинные способности и ум. Отчего ты в этом отказываешь шведскому королю, князь?

— Хм. К чему ты клонишь? — явно заинтересовался Трубецкой, но никак не мог уловить суть.

— К тому, что сегодня я постараюсь свалить боярина Аршанского. Причем не его одного, а лишить боярства весь род. Если сейчас война с Литвой под вопросом, то после такой потери в своей партии великий князь литовский непременно нападет. Или может навсегда распрощаться с намерением подмять под себя Псков.

— Насчет Аршанского точно?

— Никогда нельзя быть уверенным в чем-либо абсолютно. Но возможность такова, что сорваться все может только при сильном невезении.

— И все же это будет война, — не сдавался князь.

— И заметь, наши новгородские братья, как всегда, не станут спешить с помощью, — уточнил Иван.

— И что с того? Так всегда было.

— Правильно. Но только в этот раз по псковской земле разлетятся слухи один краше другого, и неприязнь к Новгороду будет постоянно подогреваться.

— И тогда потеряет свой авторитет и новгородская партия, — помяв подбородок, заключил Трубецкой.

— Именно, князь. Зато на волне побед твой авторитет станет расти, как тесто у доброй хозяйки. Оглянуться не успеешь, как бояре уже не смогут с тобой не считаться. И плевать, какой они будут партии. Сейчас-то и москвичи не больно тебя жалуют. Но как только ты своротишь рыло литовцам, все изменится. Всем скопом захотят тебя сковырнуть и умоются, потому как ничего не смогут поделать с людской волей.

— То есть ты решил вот так, единым махом, переворошить все устои.

— Не единым махом, князь. Мы к этому шли долгие три года. И сделать за это время успели многое. И госпиталь, в котором великая княгиня лично обихаживает хворых крестьян да посадских, в том ряду не на последнем месте.

В следующий миг на смену монотонному тиканью ходиков на стене пришел довольно громкий щелчок. Вслед за этим растворились створки, и из темного проема появилась кукушка, огласив всем, что минул очередной час.

Мите так и не удалось создать механизм кукования. Он его попросту подглядел у немецких часовщиков, разместив внутри своих часов небольшие мехи и свистульку. Но какая, собственно говоря, разница, если все работает в лучшем виде.