Боярин

Август 1240 года… Монголо-татарские полчища уже по Руси прошлись… Киев, правда, еще не взяли… Или взяли уже, сожгли? Ремезов точно не помнил, знал только, что татары – Субэдей – в самом скором времени должны уйти куда-то на запад – в Польшу, в Венгрию… А Польша, кстати – не так уж и далеко: Туров, Волынь – вот уже и Краков. Недалеко… километров восемьсот, а то и вся тысяча. Для двадцать первого века – по хорошей дороге – тьфу, а для здешней эпохи – пути полтора месяца, и это если еще повезет. Ладно – была бы цель! Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики… Тьфу ты, опять комсомольские мысли полезли… уж лучше бы – местные, этого вот, Пашки Заболотнего, боярина… Впрочем, какой из него боярин? Если только самый-самый мелкий – микроскопический. Вотчина – вот она, рядом, деревня в пяток дворов – по этим временам – большая. Плюс землица, лес, выгоны и заливной луг, которым, как уяснил со слов тиуна Ремезов, он владел пополам с сельской общиной – вервью. Деревня называлась, как ей и положено – Заболотица, а еще были однодворки – Заглодово и Опята… да – и за дальним лесом – выселки. В самой Заболотице частью жили свободные крестьяне – «люди», однако же таких насчитывалось немного, всего-то один двор – человек сорок – а все остальные – смерды, обязанные платить за боярскую землицу оброк и отправлять повинности… Частокол вот хотя бы поправить, а то совсем обленились тут! Такие же смерды и в однодворках жили, да на выселках – закупы, но те все, как и землица – от князя Смоленского Всеволода Мечиславича – дар. Не просто так – за службу.

Итого, как ни считай, выходило на круг три деревеньки… не так уж и мало! Что ни говори – феодал, пусть даже и мелкий. Не «слуга под дворским», но «вольный слуга» – так их в летописях именовали. Эх, еще бы землицы да людишек в вотчину – и можно было бы с полным правом именоваться боярином! «Вы этого достойны!» Людишек-то нетрудно было найти да поверстать в закупы – от монголов много бежало, но вот землица… с землицей проблемы, она вся уже – чья-нибудь, свободной, пустой – нету.

А вот если вспомнить французскую феодальную лестницу, то место его, Павла, в самом низу – никакой он не герцог, не граф, не барон даже, а самый что ни на есть шевалье – рыцарь. Вассал чьего-нибудь вассала. В данном конкретном случае – Всеволода Мечиславича… а тот – владимирского князя Ярослава Всеволодыча вассал, а уж тот, в свою очередь – татар, Батыя… Успел, интересно, Ярослав Всеволодыч ярлык на главное княжество прихватить?

А черт его знает, да и не особенно-то это и интересно, куда интересней другое узнать – где сейчас Субэдей? – в точности. Насколько помнил Ремезов, монголы ходили в дальние походы зимой – а летом-то как, по шоссе, что ли? Или вдоль железных дорог? Вот именно, летом-то, окромя как по рекам да по редким купеческим трактам, никаких особых путей-дорожек не имелось и вовсе. Значит – зимой. А до зимы еще было время. И нужно было прожить его так, чтоб потом не было мучительно больно… Тьфу ты! Опять комсомолец вылез! Уж лучше бы Франсуа Мориак.

– Звал, господине? – загодя поклоняясь, орлом взлетел по ступенькам Михайло-рядович.

Ухмыльнувшись, Ремезов похлопал его по плечу:

– Звал, звал, а как же! Давай, заходи, Михаил, дело есть – полную опись составить.

– Опись? – недоуменно заморгал тиун.

– Ну да, ну да. Кто у меня есть, да что должен. Нешто возможно без описи?

Павел неожиданно вдруг осекся на этой фразе – «нешто возможно». Раньше-то он таким макаром не выражался, а вот теперь… теперь и речь местную понимал, хотя человеку двадцать первого века во всяких там «зело» да «понеже», казалось, без пол-литры и не разобраться. А Ремезов понимал – да… видать, что-то и от Заболотнего Павлухи проклевывалось.

– Итак, что там у нас, запишем… – усевшись за стол, Павел потер руки. – Ты чего чернила-то не принес, пергамент?

– Нету пергамента, батюшко – дорог зело.

«Боярич» вскинул глаза:

– А на чем же вы тут пишете? На березовой коре?

– Бывает и так, писалом. Одначе давно тут никто ничего не писал, – честно признался рядович.

– Так и ты, Михайло, неграмотен? – удивился молодой человек.

– А тут во всех деревнях, батюшко, никого грамотного нет – чай, не посад, не город.

– Понятно, понятно, – нехорошо прищурился Павел. – Сиволапые мы, писать-читать не разумеем. А кто разумеет? Поди, Демьянко Умник один? Где он сейчас?

– На глине. С другими отроками месят, таскают.

– «На глине», – скривившись, передразнил Ремезов. – Единственный-то грамотный человек. А ну, вели позвать его, да живее!

– Сейчас спроворю, боярин-батюшка!

Мухой вылетев из-за стола, рядович скрылся за дверью.