Боярин

Выдернул из земли свой палаш. Отер лезвие пучком травы. Критически осмотрел, удовлетворенно кивнул и вогнал в ножны.

– Ты куда? В гостиницу? – поинтересовался каперанг.

– Нет. Сначала в трактир, позавтракаю, а то есть охота, спасу нет. А потом – в усадьбу к боярину. Нужно дорабатывать портрет Марии Платоновны, и вчера взялся писать Георгия Ивановича.

– Понятно, – посмотрев на него долгим взглядом, произнес старший из братьев. – Тогда поехали, чего тут торчать. Они и сами с усами.

Господи, какие же они жалкие! Елизавета Петровна смотрела на забившихся в угол и подвывающих двух молодых людей. Ничего человеческого в них уже не осталось. Один только животный ужас перед предстоящими страданиями. Сколько раз они умирали? Не праздный вопрос. Она знает это совершенно точно. Семьдесят восемь. Каждый десятый день она спускается в этот подвал и всаживает этим ублюдкам по пуле в живот. И всякий раз смерть для них превращается в адовы мучения.

При последнем посещении ей показалось, что рассудок их не выдержал. Да, они страшатся. Но уже не осознают, за что им эти мучения. И вот сегодня она в этом лишний раз убедилась. Рука привычно вскинула «бульдог». Палец дважды нажал на спусковой крючок. В стенах этого каземата выстрелы вышли особенно гулкими, ударив по ушам плетью. Несчастные замерли с простреленными головами.

– Избавьтесь от тел, так, чтобы и следа не осталось. И приберите здесь все, – отвернувшись, велела она двум телохранителям.

– Сделаем, – ответил один из них.

Все. Тут ей больше делать нечего. Москаленко вышла наружу, пересекла двор конюшни и направилась на веранду, где был накрыт стол к традиционному семейному завтраку. Петр и Федор были уже там. Быстро обернулись. Впрочем, дурное дело нехитрое.

– Здравствуйте, мальчики.

– Здравствуй, матушка, – чуть ли не хором ответили двое мужчин, по виду годящиеся ей в отцы.

– Как все прошло?

– Португалец промазал. Борис его застрелил. Как он сказал, у бретера восьмая ступень. Глядишь, поумерит свой пыл, пока не доберется до десятой. Хотя до того ему еще трудиться и трудиться, – пояснил Петр.

– Матушка… – многозначительно произнес Федор и осекся.

– Я их отпустила, – наливая чай в чашку, просто ответила она.

При этом в глазах обоих братьев появилось удовлетворение. Всему есть предел. И мстительности в том числе. Впрочем, вполне возможно, что причина вовсе не в том, что она наконец посчитала наказание достаточным. Ну и какая тогда разница между нею и этой да Мота?

– Значит, ты уверен, что она не успокоится? – поинтересовалась Елизавета Петровна, когда Петр озвучил свои опасения.

– Да, матушка, – убежденно подтвердил тот.

– А как думаешь, стоит ли ожидать от нее удара в спину?

– На войне все средства хороши, – пожал плечами каперанг. – Но я уверен, что парень управится и сам. Нельзя же его все время опекать.

– Ты помнишь, что я говорила о помощи?

– Помогать, матушка, а не решать проблемы за него.

– Благодаря твоему подходу он уже сходил в одиночную кругосветку.

– Матушка, Петр прав, не стоит его так-то опекать, – вмешался Федор. – Не то можно получить противоположный эффект.

– Ладно. Пусть пока все идет, как идет. Где он сейчас?

– Завтракает в чайной. А потом отправится в усадьбу боярина писать их портреты, – ответил Петр.

– Их?

– Георгий Иванович решил последовать примеру Марии Платоновны.

– Хм. Давненько я не навещала подругу. Опять же, хотелось бы взглянуть, что у него получается.

– Кстати, он передал тебе подарок, – спохватился Федор и, обернувшись на стуле, взял прислоненную к стене рамку. – Только вчера написал.

Она приняла картину, окинула ее задумчивым взглядом. Потом попросила пристроить на стуле подальше от нее, что Федор и сделал. Еще какое-то время она рассматривала работу, а потом неопределенно хмыкнула.

– Что-то не так, матушка? – поинтересовался Петр.

– Да как тебе сказать… На первый взгляд работа выполнена в настолько пренебрежительной манере, что тут и там бросаются в глаза ошибки и явные ляпы. Словно картину писал какой-то недоучка. Но чем дольше всматриваешься, тем все больше недостатки становятся достоинством. Просто это несколько другой подход к привычному стилю.

– А по-моему, все просто. Ему необходимо выровнять показатели умений, которые у него в загоне, вот он и наращивает количество в ущерб качеству.

– Борис уже давно не тот мальчишка, который скорее рисовал, чем писал. Теперь он не в состоянии писать плохо. Просто он пишет иначе. И в этом есть свои прелесть и очарование.

– Доброе утро, матушка, – наконец появилась в дверях старшая невестка.

Все. Дела побоку. Настало время традиционного семейного чаепития. Правда, это вовсе не значит, что нельзя похвастать новой картиной в своей коллекции.

После завтрака Елизавета Петровна велела подать автомобиль и направилась в резиденцию боярина, где была принята без проволочек. Ее тут же препроводили в комнату, отведенную под художественную мастерскую.

– Маша, что это значит? – стрельнув в подругу лукавым взглядом, поинтересовалась Москаленко.