Боярин

Хотелось мне крикнуть, что врет она нагло, только зелье меня крепко держит, лишь промычать что-то получилось.

– Значит, он на тебя набросился и пеплос порвал? – спросил Анастасий и взглянул на девку так, как обычно здоровые на больных смотрят.

– Так оно и было, – ответила она.

– А где же обрывки одежды? Где следы борьбы? Где…

– Кто ты такой, чтобы в словах моих сомневаться?! – вдруг взвизгнула Феофано.

– Я же за тебя душой болею. Вдруг муж твой законный узнает, что ты тут со скифом…

– А что муж? – зло сказала девка. – Он такой же трус, как и ты. Он мне тоже слово давал, а Константин все еще жив!

– Теперь понятно, зачем тебе скиф понадобился, – вздохнул Анастасий.

– Да! Он воин, а не размазня! Ты же сам говорил, что под его началом все варварское посольство и тысяча бойцов, а этого хватит, чтобы гадкий старикашка, который сбежал, как только услышал о русах, окончательно обделался и отдал Порфировый трон своему законному наследнику…

– Ты ошибаешься, Феофано, – покачал головой проэдр. – Скиф тоже не сможет тебе помочь. Он верен своей архонтисе, так что тебе не с ним, а с ней договариваться нужно было.

– Как же я вас всех ненавижу! – прошептала девка, смахнула со стола блюдо с фруктами, презрительно взглянула на проэдра и пошла в душную ночь.

– Подожди! – крикнул ей вслед Анастасий. – А что с ним делать? – кивнул он на меня.

– А ничего, – из темноты раздался голос Феофано. – Зелье ему не повредит. Скоро в себя придет.

– Чтоб меня кит с потрохами проглотил! – по-свейски выругался Анастасий, а потом на меня хитро взглянул. – Я же, прежде чем проэдром стать, Норманнской капитулой командовал, – сказал он мне. – А с наемниками без их языка никак не договоришься. – И я понял, почему рабыня ко мне на свейском обратилась, видно, рассказал проэдр беспутной девке, как я его при нашей первой встрече обругал, и мне от этого почему-то стыдно стало.

– Эх, Феофано, – вздохнул Анастасий и подол у рубахи моей опустил, срам прикрыл.

Не обманула девка, зелье вскоре отпускать стало. Все это время проэдр со мной просидел, следил, чтоб я ненароком со скамьи не свалился да нос себе не расшиб. Приглядывал он за мной, а сам все говорил… говорил…

Зачем-то рассказывал, как он со своей капитулой на каком-то острове в окружение попал. Как его норманны на щитах израненного из боя вытащили. Потом про то, что битву они ту все же выиграли и император его щедро наградил. Затем пожаловался на свою нелегкую службу при дворе. Говорил, что устал от козней и вечной придворной игры, что ему интересней среди свитков древних время проводить, а его все время пытаются в ненужные интриги втянуть.

Уж не знаю, чего это он вдруг со мной разоткровенничался. Может, потому, что я колодой бессловесной перед ним лежал, и хотел не хотел, а выслушивал. А может, просто накипело у мужика, а поделиться не с кем. Вот он мне все и выложил.

А потом проэдр Феофано помянул. Упрашивал, чтобы я о том, что здесь со мной приключилось, особо не переживал, прощения за девку просил. Молил, чтобы зла я на нее не держал.

Между тем зелье власть надо мной теряло. Сначала пальцы меня слушаться стали, а потом и к телу чувства вернулись.

– Кто она? – спросил я проэдра, как только смог говорить.

– Боль моя, – ответил Анастасий и отвернулся.

Солнце еще не взошло, когда мы с ним у ворот монастыря простились. Снял я с шеи бляху с двуглавым орлом, ему протянул.

– Оставь себе, – сказал проэдр. – Может, пригодится еще.

– Не больно-то защита твоя помогает, – усмехнулся я, вспомнив, сколько мне за прошедший день пережить пришлось. – Мои обереги надежней, – коснулся я цепочки, что Любава мне в дорогу заговорила и на шею повесила.

– Как знаешь, – пожал он плечами.

– Как знаю, – согласился я.

Пожали мы с проэдром друг другу руки, как это у ромеев заведено, и разошлись. И не знал я тогда, что в следующий раз мы встретимся при таких страшных обстоятельствах, что и вспоминать не хочется.

12 августа 956 г.

Жара в тот день стояла невыносимой. Сидя в тени, под просторным навесом ярка зеленого шелка, обмахиваясь расшитой ширинкой и попивая из заздравной чаши холодный квас, я очень жалел бедолаг-ратников, которые, обливаясь потом, стройными рядами вышагивали перед нами. Закованные с ног до головы в блестящую броню, с большими прямоугольными щитами, с длинными копьями и тяжелыми шеломами, украшенными конскими хвостами, воины слаженно стучали сандалиями по вымощенной серым булыжником мостовой и упорно двигались мимо нас, стараясь сохранить равнение в рядах.

– Силища-то какая, – удрученно прошептала Ольга и промокнула платочком капельки пота, проступившие на лбу.

– Да-а… – протянул Претич и почесал гладко выбритый затылок. – Ежели василис пожелает, то эти воины нас шеломами своими закидать могут. Уж полдень скоро, а они все идут и идут.

– Не переживай ты так, – успокоил я Претича. – Отсюда они до Киева не докинут, а ближе подойти не смогут.

– Почему? – удивился тот.