Боярин. Князь Рязанский. Книга 1

Приподняв цельную планку, я приложился к прикладу. Грохнул выстрел.

— И как проверим? — Спросил Иван.

— Скажи в казарму, пусть посмотрют, — сказал я Григорию.

Григорий по переговорной трубе от стражных ворот крикнул, чтобы проверили.

Возле казармы засуетились, и двое полезли на вал. Потом что-то прокричали вниз.

— Кажут, попал, — передал караульный.

— Врут, стервецы. Быть не могёт. — Сказал Князь Василий.

— А давай, я в казарму шмальну? — Спросил я. — В дверь.

— А давай.

— А об заклад, слабо?

— Чо ставишь?

— Пищаль.

— На кой она мне, коль промажешь?

— Тады, саблю…

— Идёт. А с меня шапка моя. Идет?

— Идет.

Перезарядив пищаль и дав команду отогнать всех от казармы и из казармы, я стрельнул.

— Пошли смотреть, Великий Князь. Посылай за другой шапкой. Как царю с непокрытой головой по Кремлю ходить? — Я видел, что попал, по тому, как качнулась дверь.

Ощупав дыру на двери и снаружи, и изнутри, Василий Васильевич снял шапку, и с поклоном отдал мне.

— Бери. Заслужил. За такую пищаль я не токма шапку отдам, а и шубу. Пошли к тебе, Князь. Удивляй меня дале. Иван какие-то чудеса про твои хоромы сказыват. Грит горшок у тебя ночной сам г**но смывает. Про горшки, что кашу варят, сказки слышал, а, чтобы г**но смывали — нет.

Мы, смеясь, поднимались по склону к моим воротам.

Подёргав за ручку слива и даже посидев на чудо горшке, Князь сказал:

— Жаль сходил уже, по нужде-то.

— Да ты завтра приходи, — смеясь пригласил я.

— У него ещё и озеро есть в бане. — Сказал Иван.

— Всё, князь… Не обессудь, но мы к тебе мыться ходить будем.

— Да на здоровье. А горшки такие я вам подарю. Есть у меня. Завтра же мастеровые поставят.

— Добро. Сговорились. Наливай вина твово грушёво-яблочного. Иван нахваливал.

Выпив вина, князь стал расспрашивать меня о предложенных мной вчера Ивану нововведениях в войсках.

— Ну, смотри, Князь, — сказал я и поперхнулся, — звиняй, привычка, забываюсь…

— Ничо-ничо… Продолжай, не тушуйся.

— Ране у вас вои почти все были конными в тяжелых панцирях. Их вам бояре выставляли. Щас все обеднели из-за усобиц, и поняли, что татарская конница лутче и дешовше. И стали бояре выставлять конных лучников. И издали стрельнуть можно, и саблей рыцарей можно потыкать, пока они развернутся. Лошадка нужна маленькая, что корма жрёт меньше.

Это надо так и оставить. Это — скорость. Но нужна ещё сила. А сила — это сейчас пищаль в крестьянских руках. Ранее, крестьянин, кто на поле брани? Мешок с тем же… ты понял. А с пищалью он сила. За дён сорок, я его научу стрелять, и на двести шагов он будет попадать в голубя. А уж в конного… да картечью… И заряжаются наши пищали совсем не так, как немецкие. Намного быстрее. Три выстрела против их одного. И стреляют их пищали только на двести шагов, а мои на сто саженей. Больших саженей.

Крестьяне с моими пищалями к себе не подпустят ни рыцарей, ни татар. Если за рогатинами или телегами стоять будут. И штурмом любую крепость возьмут. Ежели им пушками помочь. Мы уже не одну отлили. Бьёт на те же сто саженей, но ядром — во каким. — Я показал, округлив перед собой руки.

— Стены как иголка прошивает. А лёгкие конники — лучники в степи годятся. У меня для них лёгкие панцири есть. — Я показал на один такой, стоящий у стены. — Немецкая пуля его не возьмёт.

— Наговорил ты много, Михась. И складно. Но, кто крестьян стрелять учить будет? Ты один штоль? — Он скептически скривился.

— Зачем я? Мои вои научат бояр, а тех припиши к казённым дворам. Пусть там кормятся, оружие закупают и учат крестьян. Хватит им из казны платить. Пусть сами в казну платят. По нужде княжеской пусть будут готовы сами выйти конным и в броне. И крестьян с собой обученных стрелять десяток иметь. От пяти дворов одного. Скокма тогда у тебя учёных воев будет?

— Так, у меня и земель то не особо много.

Я с сожалением посмотрел на Василия Васильевича и громко вздохнул. Видел бы он мой взгляд… На колу бы уже сидел. Хотя это не Иван Грозный. Этот мягкий.

— Ну чего ты вздыхаш тяжко? Говори уже.

— Тебя скокма раз князья вотчинные предавали? Я бы их… укоротил на земли то. А кого и на головы… А удельных… тех погнал бы с уделов. Уже можно. Не побегут к хану жаловаться.

— Мудёр ты не по летам, Михаил Фёдорович. Ох и мудёр… И откель это у тебя?

— Бог знает, — утвердительно сказал я.

— И то… — Он помолчал. — Что там за камень небесный? О нём уже и купцы Новгородские расспрашивают. Бают, ты муслимцев привечаешь?

— Привечаю, Батюшка. И даже городок им поставить помог. Под стенами Рязани.

— Не боишься?

— Не боюсь. Они сейчас этот камень никому не отдадут, и за него жизни свои положат. У меня там уже три сотни воев конных.

Василий охнул.

— Ну ты хват…

— Щас силушку накоплю, и с Касимом ногайцев пойдём бить.

— Не рано?

— Так… Пощиплем немного. Потихоньку. В полон возьмём, да к себе заманим, а там уж…

— Пробуй. Только в бою ты поймёшь свою силу, Михаил. Мужай. Но берегись.

— Раз уж мы обо всём, Князь… Я ещё свои думки хочу сказать… Про церковь… Но боязно, Отче.