Боярин. Князь Рязанский. Книга 1

— Это — противоядие. А это, я раскрыл правую ладонь, и показал перстень с распылителем, — яд. Через сколько дней умер Шемяка после моего с ним рукопожатия?

Воевода покраснел так, что я подумал, его хватит удар…

— Тихо… не шуми, — сказал я. — Противоядие есть.

— На второй день, — сказал он.

— Вот… Соображаешь. Вези всю казну шемякинскую, и получишь противоядие.

Подбежал корчмарь.

— Bier an den Herrn, — сказал я громко.

— Но… так нельзя. Я не один… — Попытался он юлить.

— Извини, я в тебе ошибся. Всё-таки твоя жадность сильней желания жить, — я поднялся.

— Стой, а я…

— Ты умрёшь тихой смертью чрез два дня.

Я пошёл к двери. Почти у самого выхода я услышал, как он крикнул:

— Я согласен! — На него все оглянулись.

— Das ist gut. Das ist ein Schnäppchen, — сказал я улыбаясь во все тридцать два зуба и, подмигивая питухам за соседним столом, уселся рядом с воеводой. — Допиваем пиво и выходим.

— Не хочу пиво. Пошли.

— Заплати, — сказал я, — у меня мелких нет.

Воевода с тоской посмотрел на меня, и выложил монету.

— Не пытайся напасть на наш лагерь. Зелье закопано. Не найдёшь. И меня живым не возьмёшь. Жду завтра с утра. Не будет, — я ухожу.

На улице мы расстались.

А рано утром он приехал на повозке, груженой серебром. Я лично проверил казну: вскрыл княжеские печати, помазал рубли серной мазью. Потом дал ему бутылёк.

Он вскрыл его, торопливо выпил, и умер. Я свистнул бойцов.

— Гриня, этого «чёрта» в карету. И снимаемся. На Рязань. Арьергард в пределах видимости, — тихо и буднично приказал я.

* * *

— Ты, князь? — Спросил Василий Васильевич удивлённо. — Не ждал. Что вернуло тебя? Что-то случилось?

— Казну твою тебе привёз.

— Как-к-кую казну? — Он привстал с трона.

— Которую Шемяка украл.

— Врёшь!

— Да, что ты всё, Князь: «врешь да врёшь»? — Я засмеялся. — Когда я тебе врал. Вон во дворе повозка стоит, а в ней серебро в мешках с твоими печатями, токмо, прости, взял грех на душу, сломал некоторые. Проверял, серебро ли. Проверил. Настоящее серебро.

— Пошли.

Мы вышли во двор и постельничные подвели Василия к телеге. Откинув полог, он стал шарить по мешкам.

— Посмотри, Настас.

— Они, Батюшка.

— Сколько тут, Михаил?

— Я не считал, Великий Князь. Не до того было. Скоро шли. Но привезли всё, что воевода отдал. Всех дружинников обыскивал три раза. Они сами друг друга обыскивали. И меня тоже, князь, обыскивали. Три раза.

Василий Васильевич слушал меня, чуть склонив голову и направив в мою сторону правое ухо. Потом хмыкнул и покачал головой.

— Откуда ты такой появился? А, Князь? Всё у тебя, как по писанному. Всё ладно… Не бывает так.

— Я же тебе говорил, Василь Василич…

— Снится-мниться?

— Нет… Я много думаю. Только и думаю, как лутче сделать. Хворь у меня такая. Сам маюсь уже. Сон не йдёт. Думка на думку лезут.

— У меня тако же, Михаил. Понимаю я тебя.

— Спаси тебя Бог, государь. Хочу, чтоб на Руси мир был.

— Иди сюда, Михась. Обниму тебя. Были бы глаза — заплакал. Спаси Бог тебя. Великое дело сделал ты.

— Что могу…

Он обнял меня, и мы долго так стояли. Василий был высок и широк в кости.

— Десятая часть этой казны — твоя. Забирай.

— Пусть у тебя лежит. Всё одно… Всё моё — твоё, Государь.

Князь снова покачал головой.

— Святой ты, что ли, Михаил.

— Да, ну, тебя, Князь. Скажешь тоже, — смеясь сказал я. — Пойду я, умаялся…

— Ступай, Михась.

— Там в повозке воевода шемякинский. Похоронить бы…

* * *

Я сидел у себя в кабинете и пил чай с мёдом после баньки, поигрывая метательным ножиком. Их на столе лежало с десяток, а несколько уже торчали в колоде, когда вбежал Иван, и остановился в проёме, глядя на меня.

— Как у тебя это получается, Михась. Как ты везде успеваешь? Казну привёз…

— Иван, да хватит уже. Василь Васильевич сначала, ты теперь… Ах, да ах… Вот, всё брошу, спрячусь в Рязани и всё… Надоели. — Я притворно «надул» губы.

— Ты, как моя Марья губы капылишь, — засмеялся он, и запел, — Девица-девица, скушай-ка варенья…. Дам тебе девица вкусного печенья.

Я засмеялся.

— Дразнись-дразнись. Кто девица, а? — Я метнул ножик — стук, второй — стук, третий-стук. — А ты? Смогёшь?

— Ловко ты… Дай, ка…

Он взял ножи. Стук-дзинь, стук-дзинь.

— Да ну тебя… Научи.

— Научу… Только, вот, что, Иван… Подумал я над нашим разговором вчерашним… Пустые разговоры были… Прости ты меня.

— Что не так? Здравые слова ты говорил.

— Не… Вздор… — Я угрюмо замолчал.

Иван смотрел на меня хмурясь, подняв левую и опустив правую бровь.

— Объясни!

Он сел в кресло. Сел и я, напротив.

— Про армию мы вчера с тобой всё правильно удумали, а кто воев кормить будет и чем? Не додумали.

— Крестьяне и другие работные люди. Кто ещё? — Он пожал плечами, и развёл руками.

— Так они же все в вои пойдут, а землица на Руси скудная, не родит обильно. Лесов уже не хватает. Трёхпольем сеять начали. Но выход зерна в разы меньше стал.

— Почему так? — Спросил Иван.