— Да ну тебя, Михась… Стокма и впрямь не живут, — засмеялся Иван, но посмотрев на Ведуна, опять раскрыл рот.
Дед с интересом смотрел на меня. Потом почесал себя за ухом, выдернул из бороды волосинку, накрутил её на палец…
— «Хатабыч, блин», — подумал я, слегка насторожившись.
Что-то пошептав, Феофан сказал:
— Где-то, так и есть… Но ты-то, малой, откель… могёшь знать? Не из наших ли будешь? — Спросил он меня.
Иван попятился, и сел на стул.
— Не… — Сказал я. — Точно не из ваших. Магия — это не моё. Сабелькой кого ковырнуть, либо кистенём… это наше, а колдовством… не владеем.
— Ну-ну… не зарекайся, паря. Сила в тебя, вон как вошла. Даже не покорёжила. Значит люб ты ей. Вот, поклонишься деревам и солнышку, глядишь, и признает тебя сила русская. Что такое Русь, знаете, оболтусы?
— Я знаю, но промолчу, — сказал я.
— Да? — Удивился дед. — Опять удивил. А ты, царевич?
— Я не знаю.
— Русь — это солнечное, светлое место. А солнце — это и есть Бог. Русь — место Бога.
И он стал нам рассказывать долгую-долгую сказку, пока Иван не уснул прямо в кресле. Мы с дедом переложили его на кровать, а сами поговорили ещё немного. Разговор был очень интересным и полезным. И для меня, и для Феофана.
После нашего с Феофаном разговора, я открыл в моём московском подворье школу для малых детей, с полным содержанием, а в двух, рядом стоящих монастырях — для взрослых. В моей школе преподавал Феофан, и его дочки, а в монастырях — два его младших сына. Учили письму, счету и естественным наукам — как жить в гармонии с природой, и что от неё можно взять, без особого для неё вреда.
Алфавит учили русский, тридцати трёх буквенный, счет — русский, который у нас назывался «арабский». Как сказал Феофан, эти буквы и цифры учили ещё его пращуры, жившие ранее здесь же, и много севернее.
В те времена на территории Москвы было очень тепло, и его предки жили до самого «северного моря». Потом приходили и уходили льды, топя и засыпая города. Люди, то уходили, то приходили снова. Феофан пришел сюда, когда льды уже отступили далеко на север. Ещё молодым. Ему тогда не было и тысячи лет.
Я, предполагая что-то подобное, так как был начитанным, всё равно не мог осознать и принять то, что услышал.
— И сколько живут маги? — поинтересовался я.
— Как жить будут… — уклончиво ответил он. — Всё в руках Божьих. Кто силу свою тратит на тёмные дела, к тому свет не идёт, и маг чахнет.
— А, вот, ты летать… как высоко можешь?
Феофан рассмеялся.
— Про Икара, сказ слышал?
Я кивнул.
— Вот… Некоторые пробовали долететь до Бога…
— Так там же воздуха нет.
— Кому нет, а кому — есть. Разный воздух бывает.
— Ну, так и что делать будем, маг? Надо сдерживать ворога, что на Русь идёт. Всё поменялось в мире. Зараза какая-то… Как ледник, токма в душах людских.
— Правду говоришь. Учить людей надо. Еще двести лет назад все люди на Руси грамоту и счет знали, науки разные…
— А ты, знаешь?
— Много знаю. И про видимый, и про невидимый мир. Приборов нужных нет. Льдами да пожарами всё изничтожено. Да и не нужны были магам хитрости разные. Мы и так всё видим. Это, чтобы людям объяснить, показать, нужны были приборы. Звёзды показать, или жизнь невидную глазам.
— Лекарства нужны, Игнатич… Что оспу, и другие недуги лечат.
— Лекарства то можно сделать, токма к чему, коли с живыми, даже мелкими, договариваться надо учиться. Люд с волками договорился, и с другими тоже может… Но не хочет.
— Пока они договорятся, помрут они, Игнатич. И некому будет от ворога оборонять Русь. Учи их договариваться с природой, а пока давай лекарства делать.
— Давай… Я не против. Склянки нужны аптекарские, чтобы сдруживать мелочь невидиму… с человеком.
— Микроб называется… — Вставил я.
— Пусть будет — микроб.
— А вот есть ещё мельче тварь… Которая в микробе живёт… Что это?
— И это он знат… — Развёл руками Ведун. — Отсель ли ты, отрок? Иль ты с тех миров дальних?
— Твоя правда, старик… Отдал мне Михаил зелье твоё… По добру отдал… — уточнил я. — Нужда у меня была. Скрыться далече.
— Ну слава тебе, Боже святый! Всю головушку изломал думками… Щас сложилось всё. Что токма не думал… Дверь, то открытой осталась…
Я тихонько засмеялся.
— Какая дверь?
— В тот мир. Коли б Михаил вышел, закрылась бы, а коли ты…
— И что сейчас?
— Да особо то, ничего… Назад можешь по тому же заклинанью вернуться. В тот же миг, что и уходил.
— Не-е-е… — Смеясь и качая головой, сказал я, — мне туда нельзя…
— От ворогов ушёл?
— Так… Хоть и сидит Михаил в дикой глуши, но там такие демоны меня ищут, что и его найти могут. Мы следы мои скрыли. К отшельнику вопросов не будет… Хотя… Там ему уже не очень… Люд по тайге шарит.
— Пока эта дверь открыта, его там не найдут. Невидимый он там для люда живого. Ты ж тело его забрал…
— Он живой хоть? — Испугался я.
— Живой… А как же… Токма не в теле… Но это ему к лучшему. На тело много силы уходит, а так… Жить будет долго, пока ты ему тело не вернёшь. Тоды и помрёть.
— Ну… Ты… Нарисовал перспективу…
— Чевой то? Ну… ты ж не собираисси туды покась?
Я почесал голову, и спросил:
— А ещё у тебя такое зелье есть?
— Есть, как не быть.