Боярин Осетровский

Да, камерка, конечно, не из люксовых… Шага четыре в длину, столько же — в ширину. В одном углу — мое сено, в другом — дверь. Хорошая дверь, знатная, железом окованная. Замочных скважин не видно, но и открываться она не думает. Даже не колыхнулась. Засов снаружи, значит… Жаль, что у меня нет никаких Слов, чтобы его открыть… Я все как-то больше по тому, чтобы взломщиков ловить, а не самому замки ломать. Тем более и нет их, замков.

Судя по полной, давящей на уши тишине — я в подвале. Ну, Холмс, подключай интуицию — похититель богат, у бедных таких подвалов не найдешь, значит… Значит, меня украли бояре. Не побоялись царского гнева, похоже, ситуация пошла вразнос. И тут кто первый успеет — тот и победил.

Как будто опровергая мой тезис о полной тишине, из-за двери глухо донеслась песня. Кто-то пел, или, точнее — ревел дурным басом, не вытягивая, не попадая в ноты и вообще, похоже, понятия не имея, что за ноты такие:

— …ой! налетали ветры буйны!

Ой! Со восточной стороны!

Ой! Сорывали черну шапку!

Ой! С моей буйной головы!

«Ой» «певец» выкрикивал с особенным чувством.

Я немного послушал — голос каким-то немного знакомым казался — а потом услышал за дверью негромкий разговор. Судя по всему, «певца» уговаривали заткнуться, наконец. Пока не дождался аплодисментов по физиономии. В ответ «певец» послал недовольных его вокалом далеко и пешком. И голоса пошли. Только не туда, куда послали, а к моей камере.

Ну, давайте, посмотрим, кто вы там такие…

* * *

Дверь распахнулась внезапно и из-за нее на меня посмотрели черные глаза пистолетов. Я быстренько мысленно помолился, покаялся в грехах и даже в том, что в детстве не ел кашу. Но, как оказалось, меня не собирались застрелить прямо тут, а просто страховались на случай, если я как выскочу, как выпрыгну…

Зря только про кашу вспомнил.

— Выходи!

Я вышел, что мне, сказать «Не беспокоить!» и дверь закрыть. Так вытащат же — вон, у одного из пришедших за мной в руках мэнкетчер — ухват с шипами по внутренней стороне. На шею такой накинут — и особо не порыпаешься, пойдешь, куда поведут. У нас в Приказе такие тоже были. Только мы их так «ухватами» и называли. А мэнкетчер — это английское название, из прошлой жизни вспомнилось. Вискарь такой был.

В Приказе такие ухваты были. Только я не в приказе. Во-первых, тамошние камеры я помню, они иначе выглядели. А во-вторых — пришли за мной вовсе не приказные. Кафтаны не крапивные, разномастные какие-то, да и ни одной знакомой рожи не видно. Не так уж нас и много в Приказе-то было…

В таких размышлениях я побрел, куда вели.

Вели меня, впрочем, недолго — буквально через несколько метров втолкнули в низкую, такую же окованную дверцу, за которой располагалась…

Ну, пыточная, конечно, что же еще. Не ресторан же.

Не давая слишком осмотреться, с меня сноровисто содрали шубу, скинули высокую шапку, оставили только в длинном кафтане — почему его не сняли, кстати? — развязали и сдернули пояс, а потом связали руки и подтянули вверх, на крюк.

Прямо как в Приказе тайных дел.

Вишу я, значит, как свиная туша — если бы свиная туша стояла сапогами на земле — раскрывается дверь и входит…

* * *

Боярин.

В расшитом кафтане, шитой самоцветами шапочке-скуфейке, красных сапогах на высоком каблуке.

Нет, здесь, конечно, высокий каблук на мужской обуви в моде, просто потому, что он не дает ноге в стремени застрять, когда верхом едешь. Но, сдается мне, эти конкретные каблуки несколько великоваты. Похоже, у кого-то комплексы по поводу роста.

На вид — годков так к пятидесяти, здоров, как все бояре, широкоплеч, бородат, хотя борода и подстрижена по здешней моде, броваст, носат и немного смахивает на гнома из Властелина Колец, Торина.

Вслед за «Торином» вошел еще один человек. Если бы на нем висела табличка «Палач» — и то она меньше говорила бы о том, кто он такой, чем его внешность. Огромная лысая голова, маленькие глазки, кожаная жилетка на голое тело, из-под которой выпирает солидное брюхо. В руках — кнут. Палач.

«Торин» сел напротив висящего меня, на подставленное кресло, закинул ногу на ногу, выставил вперед острый загнутый носок сапога:

— Ну что, попался, наконец, щенок.

— И ты будь здоров, незнакомец, — вежливо ответил я.

За что тут же получил по лицу от лысого палача. Кажется, губу рассек…

— Свой рот поганый будешь открывать, когда я тебе скажу, понял, Викешка?!

— Боярин Викентий, — я уже понял, что получу еще оплеуху, но не удержался.

— Боярин?! — взвился «Торин», даже подпрыгнув на стуле, — Боярин?! Да когда мой предок Михаил от святого князя Александра Невского за верную службу Источник получил, твои предки в навозе копались!

— А твои, до получения Источника, в чем копались? — снова не удержался я.

Ну вот, что я говорил… Опять оплеуха. Теперь точно губу рассек.

— А ну, Афонька, покажи ему, где его место!

За моей спиной щелкнуло, потом свистнуло…

А потом на мою спину обрушился обжигающий удар кнута.

Больно!!!

Хорошо еще, я успел сообразить, что щелчок — это размотанный кнут на пол упал, и прикусил воротник. А то точно зубы бы…

Больно!!! Еще один удар

…зубы бы точно выкрошились…

Больно!!!

Больно!!!

Больно!!!