Боярщина

- Пустите, граф, пустите! Нет, это ужасно!.. Это невозможно, - говорила Клеопатра Николаевна, слабо вырывая у него руки; но граф за них крепко держался.

Не знаю, чем бы кончилась эта сцена, если бы в гостиную не вошел вдруг Задор-Мановский. Граф и вдова отскочили в разные стороны. Последняя не могла на этот раз сохранить присутствия духа и выбежала вон.

- Я забыл мои бумаги, - говорил как бы не заметивший ничего Мановский.

Он начал первоначально смотреть по окнам, а потом, будто не сыскав того, что было ему нужно, прошел в спальню вдовы, примыкавшую к гостиной, где осмотрел тоже всю комнату, потом сел, наконец, к маленькому столику, вынул из кармана клочок бумаги и написал что-то карандашом. Оставив эту записочку на столе, он вышел.

Между тем граф сидел в гостиной, совершенно растерявшись.

Не находя, что бы такое предпринять, он вздумал приласкаться к Мановскому и постараться придать всему происшествию вид легкой шутки.

- Как вы нас перепугали! - сказал он. - Я позволил себе маленькую шалость с хозяйкой; она очень милая и веселая дама!.. Вы, я думаю, удивились.

Мановский посмотрел на графа.

- Ни крошки, - отвечал он спокойным голосом. - Я и сам с нею шучивал.

- Право? - спросил граф.

- Да; она ведь уж давно этакая!.. Вчера со мной, сегодня с вами, а завтра с третьим. Уж такая у нее натура, - проговорил Мановский и вышел.

Между тем Клеопатра Николаевна забежала на мезонин и села за небольшие, стоявшие там ширмы. Она, видно, знала, что ее будут искать. Не прошло десяти минут, как стук отъезжавшего экипажа заставил, наконец, ее переменить положение.

Она бросилась к окну и, увидев выезжавшего Мановского, тотчас же сбежала вниз, выглянула из спальни в гостиную, чтобы посмотреть, не уехал ли граф, но Сапега сидел на прежнем месте. Клеопатра Николаевна, несмотря на внутреннее беспокойство, поправила приведенный в беспорядок туалет и хотела войти в гостиную, как вдруг глаза ее остановились на оставленной Мановским записке. Она схватила ее, прочитала и окончательно растерялась.

Мановский ей писал:

"Прошу вас к будущему четвергу приготовить все брильянтовые, хозяйственные и усадебные вещи по составленной после смерти вашего мужа описи. Я намерен принять и приступить к управлению имением, а равным образом прошу вас выехать из усадьбы, в которой не считаю нужным, по случаю отсутствия вашей дочери, освещать, отапливать дом и держать горничную прислугу, чтобы тем прекратить всякие излишние расходы, могущие, при вашей жизни в оной, последовать из имения малолетней, на каковое вы не имеете никакого права.

Задор-Мановский".

Что было делать Клеопатре Николаевне?.. Прибегнуть к графу - казалось ей единственным средством. С этим намерением она, взявши письмо, вошла в гостиную и молча бросилась в отчаянии на диван; горесть ее на этот раз была неподдельная.

- Успокойтесь, успокойтесь, - говорил граф.

- Ах, я погибла! - отвечала вдова и подала ему письмо Мановского.

Граф прочитал письмо.

- Я дурно понимаю, - сказал он.

- Ax! - отвечала вдова. - Он опекун моей дочери, он выгоняет меня из этой усадьбы; мне нечем будет жить!... Все, что вы видите, все это принадлежит моей дочери!.. Покойный муж мой устранил меня от опекунства!..

Сапега думал. Теперь он понял все; Мановский был опекуном Клеопатры Николаевны и интриговал с нею; но, верно, наскучил вдове, и она хочет отделаться от него, - и это возможно в таком только случае, когда Михайло Егорыч будет устранен от опекунства. Ему легко будет это сделать. И за это одолжение можно будет получить от вдовы все, что только он желал от женщины, особенно если прибавить к тому обещание - взять ее в Петербург, с собою. Кроме того, он замаскирует этим себя перед обществом и Мановским, который станет подозревать его в интриге с Клеопатрою Николаевной, а в участии к Анне Павловне будет видеть одно дружеское расположение.

Обдумав все это и очень хорошо понимая, с какою женщиною имеет дело, граф начал прямо:

- Ваши обстоятельства очень неприятны!.. Я могу помочь вам.

- Ах, помогите, помогите, граф! Я буду вам всю жизнь благодарна!

- Благодарна? Этого мало.

- Я вас буду любить, - отвечала вдова, которой обращение графа возвратило веселость и кокетство.

- Вы будете любить? Я сам вас буду любить. Дайте мне вас обнять.

Вдова повиновалась.

Граф обнял ее, и потухший в глазах его огонь снова заблистал.

- Поцелуйте меня! - произнес он.

Вдова поцеловала.

- Вы избавите меня от Задор-Мановского?

- А вы будете любить меня?

- Буду, только избавьте меня поскорее, - до этого я не могу любить вас.

- Нет! Наперед вы полюбите меня, а там и я для вас сделаю все, что только захотите.

- А вы меня будете любить, граф?

- Я вас люблю и буду любить.

- Вы возьмете меня в Петербург? Без вас я не в состоянии буду здесь остаться.

- Я вас никогда не оставлю.

- Вы демон! - сказала Клеопатра Николаевна и склонила голову к себе на грудь.