Боярщина

- Во-первых, все эти дрязги, - продолжал Эльчанинов, - граф прекратил сейчас же. У него был бал, был, между прочим, и исправник и такую получил головомойку, что, как сумасшедший, куда-то ускакал, и граф говорит, что оставаться мне так вдвоем с Анною Павловною превышает всякие меры приличия и что мы должны по крайней мере на полгода разойтись, чтобы дать хоть немного позатихнуть всей этой скандальной истории.

- А Анна Павловна, стало быть, останется здесь у вас же в доме? возразил Савелий.

- Нет, не у меня, а у себя, я это имение ей продал, подарил, оно не мое, а ее.

- Кто ж этому поверит?

- Нет, поверят, потому что я из первого же города пришлю крепость на ее имя: удостоверение, кажется, верное; одной ей здесь ничего не могут сделать, но оставаться и жить таким образом, как мы до сих пор жили, это безумие.

- Не знаю, как хотите, так и делайте, я и сам с вами разума лишился, возразил Савелий и махнул рукой.

Эльчанинов испугался, что Савелий рассердился.

- Простите меня и ее, мой добрый Савелий Никандрыч, - подхватил он, протягивая приятелю руку, - но что ж делать, если, кроме вас и графа, у нас никого нет в мире. Вас бог наградит за ваше участие. Дело теперь уже не в том: уехать я должен, но каким образом я скажу об этом Анете, на это меня решительно не хватит.

Савелий молчал.

- Савелий Никандрыч, скажите ей, предуведомьте, - продолжал Эльчанинов.

- Что же я ей скажу?

- Ну, скажите... скажите, что я должен ехать непременно, обманите ее, скажите, что я еду закладывать это имение, всего на две недели.

Савелий думал: жить молодым людям вместе действительно было невозможно; совет графа расстаться на несколько времени казался ему весьма благоразумным. Неужели же Эльчанинов такой гнусный человек, что бросит и оставит совершенно эту бедную женщину в ее несчастном положении? Он ветрен, но не подл, - решил Савелий и проговорил:

- Извольте, я скажу.

Эльчанинов бросился обнимать его.

Анна Павловна проснулась на другой день часов в девять. Она была очень слаба.

- Подите, Савелий Никандрыч, - сказал Эльчанинов, почти толкая в спальню приятеля, - подите, поговорите.

Савелий вошел.

- Он приехал, я слышала его голос, - говорила Анна Павловна.

- Валерьян Александрыч приехал, он сейчас придет, - отвечал Савелий.

- А где же он?

- Он вышел.

- Мне хочется видеть его поскорее.

- Он сейчас придет, поговорите лучше со мной. Я скажу вам новость, мы все скоро отсюда уедем.

- Ах, как это хорошо! Мне здесь страшно: что если он опять приедет... Куда же мы уедем?

- В Москву, Анна Павловна.

- А скоро?

- Скоро, только выздоравливайте, а Валерьян Александрыч прежде съездит один и заложит имение, - говорил Савелий.

- А я? - спросила Анна Павловна.

- А мы с вами после.

- Нет, я без Валера не останусь, я умру без него.

- Но как же? Вы больны, вам ехать нельзя.

- Мне теперь лучше; с чего вы это взяли? - говорила Анна Павловна. Ей-богу, лучше, я могу ехать с ним.

- Как же вам ехать, Анна Павловна?.. Это нехорошо, вы не бережете своего здоровья для Валерьяна Александрыча, ему это будет неприятно.

- Так он хочет оставить меня одну... Что ж он не идет? Я упрошу его взять меня с собою, - произнесла Анна Павловна и залилась горючими слезами.

- Успокойтесь, Анна Павловна, успокойтесь, - говорил Савелий, с глазами, полными слез, - Валерьян Александрыч едут только на две недели.

- На две недели! Нет, я поеду с ним, я пойду за ним пешком, если он не возьмет меня.

- Отпустите, Анна Павловна! Валерьян Александрыч едет всего на две недели, это необходимо для его счастья.

- Ах, как я желаю счастья Валеру! - говорила Анна Павловна.

- Ну вот видите, а не хотите его отпустить на две недели.

- Да я не могу, вы видите, я не могу! - произнесла она раздирающим голосом, прижав руки к груди.

- Укрепитесь, Анна Павловна, вы должны это сделать для счастья и спокойствия Валерьяна Александрыча.

- Когда же он едет?

- Послезавтра.

- Послезавтра?.. Отчего он не идет? Скажите ему, чтоб он пришел по крайней мере. Пошлите его.

Эльчанинов, стоявший у дверей и слушавший весь разговор, вбежал в комнату.

- Анна! Друг мой! - вскричал он, обнимая и целуя ее.

Анна Павловна ничего не могла говорить и только крепко обвила его голову руками и прижала к груди.

- Ты едешь? - проговорила она.

- Еду, мой ангел! Это необходимо, чтобы упрочить общую нашу будущность.

- Поезжай, это необходимо для твоего счастья, я буду молиться за тебя.

- Я поеду ненадолго, мой ангел; скоро увидимся, - сказал Эльчанинов, мне надо заложить только мое имение, и ты приедешь ко мне.

- Да, чтобы недолго, пожалуйста, недолго! Сядь ко мне поближе, посмотри на меня. Ах, как я люблю тебя! - И она снова обвила голову Эльчанинова своими руками и крепко прижала к груди. - Завтра тебя не будет уже в это время, ты будешь далеко, а я одна... одна... - И она снова залилась слезами.

- С тобой останется Савелий Никандрыч, он будет тебя утешать, - говорил растроганный Эльчанинов, и готовый почти отказаться от своего намерения и опять остаться в деревне и скучать.