Боярские дворы

Отдельные правители Касимова получали еще и дополнительные земли в вотчинное владение, в том числе и в Подмосковье. Близость к столице зависела от складывавшихся у московского правительства отношений с очередным касимовским властителем. Умершего около 1627 года Арслана сменил его сын, царевич Саид-Бурган, который в 1655 году принимает православие под именем Василия. Среди его вотчин находится и село Волынское на Сетуни.

Василий Арсланович правил Касимовом более полувека и умер в 1679 году. После его смерти касимовские земли, как и остальные владения, перешли по решению правительства царя Федора Алексеевича к престарелой матери покойного, Фатиме-Султан, и трудно сказать, кто именно – отец или бабка – выдает замуж одну из касимовских царевен, или, как их тогда уже стали называть, княжен, Домну Васильевну. Стала Домна Васильевна женой вдового князя Юрия Яковлевича Хилкова, в будущем генерал-майора петровских войск. Волынское вошло в приданое Домны и после ее смерти стало собственностью Хилковых.

Если сам Ю. Я. Хилков особыми заслугами не выделялся, то его брат относился к числу наиболее ценимых Петром помощников. После обучения мореплаванию и кораблестроительному делу А. Я. Хилков был направлен русским резидентом в Швецию и сразу обратил на себя внимание своей образованностью, знанием дипломатического протокола и еще тем, что сумел сказать шведскому королю приветственную речь на итальянском языке. Только первоначальный благоприятный прием ни в чем не смягчил последующей судьбы дипломата: после объявления Петром I войны шведам А. Я. Хилков был арестован и последующие восемнадцать лет провел в плену. Шведы не согласились на его обмен даже в 1711 году, когда получило свободу большинство русских пленных. Он так и умер в Швеции в 1718 году, до конца пытаясь быть полезным Петру – сообщая ему наблюдения над шведами и их действиями. Уважение к образованности и широкому кругу интересов А. Я. Хилкова было так велико среди современников, что долгое время ему приписывался фундаментальный труд «Ядро русской истории», в настоящее время считающийся произведением его секретаря Алексея Маккиева.

Мало чем уступая брату в образованности и также пользуясь доверием Петра, Ю. Я. Хилков, вполне естественно, мог обратиться к зодчему, близкому к царской семье, точнее, к семье Нарышкиных, сооружая церковь в Волынском. В 1729 году, после смерти отца, благоустроенное поместье вместе с новой церковью перешло к единственной дочери Домны Васильевны Касимовской – Прасковье Юрьевне, по мужу Долгоруковой. Но все это были сравнительно поздние страницы истории Волынского, первые сведения о котором уходили в глубину веков.

Если не самое начало села, то, во всяком случае, его название восходило к князю Дмитрию Михайловичу (иначе – Алибуртовичу) Боброку-Волынскому, сыну литовского князя на Волыни Кориата Михаила Гедиминовича. Был Боброк-Волынский духом беспокоен и неуживчив. Отважный и умелый воин, он оставил родную Волынь и сначала стал тысяцким у такого же, как он, воинственного и непокорного нижегородского князя Дмитрия Константиновича. Нижегородский князь мечтал о московском столе и в течение трех лет, в 1360–1363 годах, дважды получал великое княжение, отнимая его у московского Дмитрия Ивановича, будущего Донского. Отнимал, a потом добровольно от собственных посягательств отказывался, занятый постоянными сражениями с грабившими его земли кочевниками. Ничьей помощи по-настоящему не искал, разве что сам, один на один, пытался миром договориться с ханами, предавая не раз интересы Москвы. Потому и не вышел со своим войском на Куликово поле, потому принимал у себя со всяческими почестями посла хана Тохтамыша во время нашествия последнего на Москву.

Только долго Боброк-Волынский в Нижнем Новгороде не задержался, предпочтя службу у великого князя Московского. В декабре 1371 года он уже выступил против рязанского князя Олега Ивановича во главе доверенной ему Дмитрием Донским московской рати. «Сурови, свирепи, высокоумни», по выражению летописца, рязанцы, похвалявшиеся, что без оружия, одними ремнями и арканами, справятся с трусливыми москвичами, оказались наголову разбитыми в битве при Скорнищеве. Московский князь получил возможность изгнать Олега и посадить на рязанский стол князя Владимира Пронского.