Боярские дворы

Один еще денек, и здесь меня не будет,
Навек расстануся с сей милою страной,
Навеки, может быть, мой друг меня забудет,
И мне осталось жить надеждою драгой.
Один еще денек.
Один еще денек мне ею любоваться,
С волненьем сладостным словам ее внимать,
Любовь, не преставай мне нежно улыбаться,
Не преставай мой дух восторгом наполнять.
Один еще денек.
Один еще денек, а с завтрашней зарею,
Заняв одною ей унылу мысль свою,
Я буду повторять с стесненною душою:
Почто нельзя опять зреть милую мою.
Один еще денек.

Этот текст хранится в Пушкинском Доме Академии наук РФ, в альбоме М. В. Беклешовой, и, скорее всего, может быть отнесен к 1824 году, когда А. С. Пушкина уже не было на юге. Романс долгие годы жил в горчаковской семье, и одной из его исполнительниц была С. М. Хвощинская, способная певица и пианистка.

П. Соколов. Н.Л. Свистунова-Соллогуб. 1830-е гг.

Гостями Волынского бывали и А. М. Горчаков, и супруги Кантакузины, и предмет увлечения Пушкина – их племянница, Надежда Львовна Соллогуб. По-видимому, именно ей были посвящены напечатанные только после кончины поэта строки:

Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие свое я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Нет, полно мне любить, но почему ж порой
Не погружуся я в минутное мечтанье,
Когда нечаянно пройдет передо мной
Младое, чистое, небесное созданье,
Пройдет и скроется?.. Ужель неможно мне.
Любуясь девою в печальном сладострастье,
Глазами следовать за ней, и в тишине
Благословлять ее на радость и на счастье,
И сердцем ей желать все блага жизни сей,
Веселья, мир души, беспечные досуги,
Всё – даже счастие того, кто избран ей,
Кто милой деве даст название супруги.

Так случилось, что избранник Надежды Львовны был хорошо знаком Пушкину – Алексей Николаевич Свистунов, брат декабриста П. Н. Свистунова. Когда-то, 1 марта 1831 года, именно он был участником того санного катанья, которое устроили для недавно повенчавшихся Пушкиных С. И. и Н. С. Пашковы. Поэту увидеть молодых Свистуновых не пришлось. За год до его гибели Надежда Львовна уехала за границу и там вышла замуж.

Сочетание привычное – Гоголь и Пушкин и сочетание непривычное – Гоголь и Маяковский. Именно таким непривычным оно стало в Волынском, которому конец XIX века принес обычные для многих подмосковных изменения. Разрушающаяся забытая усадьба. Стиравшиеся временем легенды. И дачники. Не слишком состоятельные – скромные домишки не могли соперничать с соседним модным Кунцевом, с его игравшим в парке оркестром, с его театром, где круглый год подвизались и любительские и профессиональные труппы, с его благоустроенными пляжами на Москве-реке. Поэзии Маяковского невозможно представить без кунцевского лета 1913 года.

В здешних местах ему приходилось бывать и раньше – в Кунцеве притягивала дача близких друзей, Веры и Льва Шехтелей, детей известного московского архитектора. С их помощью 17 мая того же года увидела свет первая книга стихов Маяковского тиражом в 300 экземпляров. С ними вместе занимались живописью, спорили о путях и сущности современного искусства, делали записи в висевшей на стене кунцевской мастерской простенькой ученической тетрадке, озаглавленной «Мое сегодняшнее мнение о моей сегодняшней живописи». Одна из записей четвертого члена кружка, В. Чекрыгина: «В чем живописность? Я думаю, что живописность в самом реальном созерцании предмета и разложении его на холсте так, чтобы он как можно ярче передавал зрителю сущность изображаемого. Живописность в глубоком созерцании предмета, чем и отличается она от графики». И еще были бесконечные прогулки, среди которых, по воспоминаниям Л. Ф. Жегина (Шехтеля), на первом месте было Волынское, находившееся всего в одной версте от снятой Маяковскими в то лето дачи. О нем специально не говорили – оно само собой подразумевалось.