Между Тверской-Ямской и Малой Дмитровкой располагалась «испокон веку» слобода собственно Немецкая. У Воронцова поля — Иноземская, которая еще в 1638 году имела 52 двора. У старых Калужских ворот — Панская. На Николо-Ямской — Греческая. В Замоскворечье — Татарская и Толмацкая, где издавна селились переводчики. А в появившейся после взятия Смоленска Мещанской слободе, где селились прежде всего выходцы из польских и литовских земель, уже в 1684 году, через двенадцать лет после основания, насчитывалось 692 двора.
Посольский приказ подробно отмечал приезд и выезд каждого иноземца из Московии, и, судя по его делам, ехали в Москву охотно — и по приглашениям на царскую службу, и по собственной воле. Не говоря о хороших условиях, богатых заработках, была еще одна важная для того столетия причина, из-за которой тянулись со всех сторон в Русское государство, — его известная во всей Европе веротерпимость.
Тогда как отзвуки религиозных войн, постоянные столкновения между католиками, протестантами, лютеранами, кальвинистами, магометанами, наконец, делали для многих невозможной жизнь в родных местах, русское правительство интересовалось только профессией. Хорошему мастеру никто не мешал жить по-своему.
Другое дело, что для самих москвичей все выглядело иначе. Православная церковь своих позиций уступать не собиралась. «Чужих» церквей строить в центре города не разрешалось. В иноземческих слободах тоже вынуждены были обходиться своего рода молельными домами, безо всякого внешнего оформления богослужений, без колоколов и музыкальных инструментов, особенно органов. И уж во всяком случае речи не могло быть об иноверческой проповеди. Появившийся в Москве с этой целью известный на всю Европу и повсюду преследовавшийся мистик и «духовидец» Кульман из Бреславля был сожжен в срубе вместе со своим товарищем купцом Нордманом в 1689 году за то, что «чинили в Москве многие ереси и свою братью иноземцев прельщали».
Кто только не жил в Москве! Англичане, итальянцы, датчане, французы, греки, шведы, голландцы, немцы, персы, турки, татары и считавшиеся почти своими, несмотря на все войны, и продолжавшиеся и кончавшиеся, поляки. Зато круг профессий был значительно более ограничен.
С самого начала века постоянно требовались военные специалисты. Затруднений с приглашением их на русскую службу не было, поскольку после только что закончившейся в Европе Тридцатилетней войны многие из них остались без дела. Приезжали строители, архитекторы, инженеры, врачи, музыканты и очень редко художники, даже прикладники. Так же сложился состав в Новонемецкой слободе на Кукуе.
Две трети вновь отстраивавшейся слободы занимали офицеры. Соответственно в зависимости от чина поставлен был и порядок получения ими земли. Генералам и штаб-офицерам давалось в пересчете на наши меры 4 тысячи квадратных метров, обер-офицерам — 2250, офицерам — 750, капралам и сержантам — 400. Всем же остальным, кто не имел в Москве двора, — всего 240 квадратных метров. Закон этот соблюдался очень строго.
Ремесленники селились в Немецкой слободе неохотно. Художников и музыкантов не было совсем, как не было, впрочем, и органов. Местных жителей это не смущало. Они вполне удовлетворялись услугами городовых музыкантов. Свои же молельные дома, заменявшие костелы и кирхи, они оборудовать до петровского времени органами так и не успели. Получить для этой цели инструмент из кремлевской мастерской не представлялось возможным, привезти из-за рубежа — слишком дорого и хлопотно, если бы только вообще было дано на то разрешение царя и патриарха.
Фактов собиралось так много, что оставалось признать — легенда Немецкой слободы проверки не выдерживала.
Опекавший действительную слободу на Кукуе Василий Безобразов детей не имел, так что наследовал обоим братьям сын Ильи — Андрей Ильич, стольник царя Алексея Михайловича, который избыточной службистской ревностью положил конец и семейному состоянию, и собственной жизни. История его оказалась громкой и даже в те годы необычной.
В последние годы правления царевны Софьи получил А. И. Безобразов назначение воеводой на Тёрки, как называлась река Терек, и, чтобы сохранить ускользающую царскую милость, обратился к московским колдунам. Отправляться в дорогу все же пришлось, а колдуны были выловлены, не замедлили оговорить незадачливого воеводу, признаться в колдовстве, связанном с царским именем, и это решило дело. Андрея Безобразова вернули с полпути, допрашивали «с пристрастием» — пытали и в конце концов приговорили к смертной казни. Колдунов тоже сожгли, жену Андрея насильно постригли и отправили в отдаленный монастырь. Коньково потеряло своих владельцев. Еще во время следствия «пустошь Конкову, Холзиково тож» приобретает в 1689 году Г. И. Головкин, троюродный брат Петра I, его ближайший и деятельнейший соратник.