Боярыня Матвеева

У Василисы не было детей от Ивана Васильевича, но были дети от мужа – сын и дочь. Иван Васильевич пожаловал своим пасынку и падчерице обширную вотчину в полтораста десятин плодородной земли. После смерти матери дети жили в этой вотчине с опекуншей-дворянкой, которая занималась их воспитанием и, к счастью, полюбила как родных. Дворянка эта нашла воспитаннице жениха, или они случайно познакомились – боярин Григорий Гаврилович не говорил, но его отец, Гаврила Пушкин, юноша девятнадцати лет, страстно влюбился в красавицу Марию Мелентьеву. Другие Пушкины стали его осуждать, но Гаврила заявил: если мать была достаточно хороша для царя всея Руси, то дочь должна быть достаточно хороша для простого дворянина.

– Ловко, – засмеялась Флора.

– Брат и сестра полюбовно разделили вотчину, и у Гаврилы с Марией родилось два сына: Григорий и Степан. Григорий Гаврилович милостью нынешнего государя пожалован званием боярина. Он нам и рассказывал эту историю, добавляя, что его мать тоже обладала этим даром – приносить мужу удачу.

Помолчав немного, Матвеев добавил:

– Может, он и преувеличивает. Я потом специально смотрел по книгам – поход Ермака начался позже, уже после смерти Василисы Мелентьевой.

– Всё равно! Даже если он и преувеличивает – какая красивая история!

– А это точно было? – с недоверием спросила Мэри. – Я слышала про царицу Анастасию, про Марию Темрюковну, а вот про Василису – первый раз.

– Точно было.

– Но какой интересный образ, – заметила Флора. – Удача в приданное.

– Награда царю за бескорыстье, – улыбнулась Мэри.

За этими волнующими разговорами не заметили, как наступил вечер. Мэри испугалась:

– Ты доедешь до дома? Дать слугу с фонарём в сопровождающие?

– Доеду. За окном луна.

Гость поблагодарил, заявив, что ему было «очень интересно».

– Это его ты называла «неучтивым»? – спросила по-немецки Флора. – По мне, так довольно мил.

Мэри взяла свечу и пошла провожать гостя.

– Не обращай внимания на воркотню матушки Флоры, – говорила она уже в сенях. – Это так, для вида. Мы тебе очень благодарны. Очень!

– Ты хочешь меня поблагодарить? – спросил Матвеев. – Поцелуй меня.

– Только поцеловать? – осторожно спросила Мэри.

– Только.

Она поставила свечу на сундук и помедлила. Смущала молодую женщину не столько безнравственность – в невинном поцелуе не видели в ту эпоху ничего ужасного – сколько небольшая тёмно-русая бородка её визави. Муж Мэри умер, не успев обзавестись бородой, да и принадлежал от природы к тому типу мужчин, у которых волосы на лице почти не растут. И ни разу не приходилось ей целоваться с бородачом. Даже дядюшка её, Григорий Петрович, хотя и принял православие, а бороду брил. Она же будет мешать, лезть в рот, неприятно.

Наконец, набравшись храбрости, Мэри подошла вплотную к гостю – они были почти одного роста, осторожно раздвинула пальчиками волосы вокруг губ – неожиданно розовых и нежных – и прикоснулась к ним своими. Ничего страшного не произошло; волосы оказались мягкими и шелковистыми, в рот не лезли, прикосновение их к коже было даже приятно. Молодая женщина прильнула смелее; сени вдруг закружились вокруг неё в сладостном и жутком танце; руки мужчины обвились вокруг её талии, её собственные руки непроизвольно легли на его плечи.

Глава 7

Ваш дед портной, ваш дядя повар,

А вы, вы модный господин, —

Таков об вас народный говор,

И дива нет – не вы один.

Потомку предков благородных,

Увы, никто в моей родне

Не шьет мне даром фраков модных

И не варит обеда мне.

А. С. Пушкин. «Жалоба»

По апрельской раскисшей дороге Мэри ехала с фабрики домой – молодая, весёлая, счастливая, поднимая лицо к небу и сладостно жмурясь. Русские женщины того времени если уж ездили верхом, то на мужском седле и в шляпе с перьями и вуалью, закрывавшей нижнюю часть лица от пыли и загара; цариц сопровождали целые кавалькады таких наездниц, шляпы с перьями Евдокия Стрешнева, сама любительница верховой езды, дарила другой любительнице – своей сестре Федосье.

Мэри Гамильтон Краузе охотно следовала этой моде; однажды сев на дамское седло, она сочла его крайне неудобным и более этого не делала. Дела её шли хорошо, стояла весна, мир радовал глаз свежей зеленью – чего ей не радоваться? Если бы не мокрая дорога – ещё бы и лошадь вскачь пустила.

– Не свалишься, красавица? – насмешливо спросил её из-за кустов чей-то голос. От испуга и неожиданности Мэри действительно едва не свалилась. В последний момент удержавшись в седле, она сунула руку под накидку и ухватилась за рукоять пистолета.

Раздвинув ветки кустов – Мэри вдруг увидела за ними небольшую тропинку, которую раньше не замечала – на дорогу выехал всадник. Настороженность молодой женщины сменилась облегчением.

– И не стыдно тебе, Артамон Сергеевич, пугать бедную женщину? – язвительно поинтересовалась она.