Боярыня Морозова

Автор Жития боярыни Морозовой в ярких красках изображает нечеловеческие условия тюремного заключения боровских страдалиц: «Но кто может исповедати многое их терпение, еже они в глубокой темнице претерпеша, от глада стужаеми, во тьме несветимей, от задухи бо земныя, понеже паром земным спершимся велику им тошноту творяще. И срачиц им пременяти, ни измывати невозможно бе. Еще же и верхние оны худые ризы ради тепла всегда ношаху — от сего же бысть множество вшей, яко и сказати невозможно. И бысть им се, яко неусыпающее червие: во дне бо снедаху и в нощи не спаху. Но обаче аще и зельно запретил земный царь, еже отнюдь не подати им пищу, Небесный же Царь повеле им подавати пищу, премудрости учительницу, сиречь зело малу и скудну: овогда сухариков пять-шесть дадут, тогда воды не дадут пити, а когда пити дадут — тогда ясти не спрашивай. И всяко бе: овогда яблоко едино или два подадут, а ино ничто же, а овогда — огурцов малую часть. И сие творяху воини, иже ту обретшийся благонравии. И видяще превеликое страдание великих людей, и умиляющеся сердцы, и от слезны душа милость малу творяху. Да и сие, от прочих братии своих таящеся, вервыю спущаху к ним»[346].

Но и в этих нечеловеческих условиях мученицы продолжали творить непрестанную молитву, навязав из тряпиц 50 узлов вместо отобранных лестовок и по ним, словно по «небесовосходной лествице», устремляясь в иной мир. И только безграничная вера укрепляла их иссякавшие с каждым днем жизненные силы.

Первой не выдержала княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова — «и в таковой великой нужи святая Евдокия терпеливо страда, благодарящи Бога, месяца два и пол, и преставися сентября в 11 день». В Житии боярыни Морозовой описываются страшные подробности смерти ее сестры: «Егда бо изнеможе от великаго глада и невозможно ей бе стоящи молитися, ни чепи носити, ни стула двизати, возляже. И овогда седящи молитву изо уст творяше…» Чувствуя, что дни ее сочтены, княгиня обратилась к сестре с последнею просьбой: «Госпоже мати и сестро! Аз изнемогох и мню, яко к смерти приближихся, отпусти мя ко Владыце моему, за Его же любовь аз нужду сию возлюбих. Молю тя, госпоже, по закону християньскому, — да не пребудем вне церковнаго предания, — отпой мне отходную, и еже ты веси — изглаголи, госпоже, а еже аз свем, то аз сама проговорю».

Вместе они прочли канон на исход души — «и тако обе служили отходную, и мученица над мученицею в темной темнице отпевала канон, и юзница над юзницею изроняла слезы, едина в чепи возлежа и стоняше, а другая в чепи предстоя и рыдаше. И тако благоверная княгиня Евдокия предаде дух свой в руце Господни…»[347]

После смерти сестры Морозова позвала одного из охранников и велела сообщить о случившемся начальнику острога. Начальник приказал охраннику забрать тело княгини Урусовой из темницы. «Феодора тремя нитьма во имя единосущныя Троицы пови тело любезныя сестры своея и соузницы Евдокии, и увязав вервью». Воины извлекли за веревку тело Урусовой из земляной ямы. При этом Морозова, проливая слезы, тихим голосом обращалась к покойной сестре: «Иди, любезнейший цвете, и предстани прекрасному ти жениху и вожделенному Христу!»

Сначала тело княгини Урусовой хотели тайно зарыть в лесу. Но и после смерти она не давала покоя своим мучителям. Не только живую, но и мертвую они боялись выпускать ее на волю. «Аще, — сказал думный дьяк Иларион Иванов, — сие тако будет, то уже капитоны[348] и раскольники, обретше, имут взяти с великою честию, яко святых мучениц мощи, и начнут глаголати, яко и чудеса многие бывают, — и будет последняя беда горше первой». По указу царя тело княгини, обвив простой рогожей, закопали внутри Боровского острога: «..и повеле, яко же живу, тако и умершее тело за караулом держати и внутрь острога в землю закопати».

Но и здесь не обошлось без чуда: все те пять дней, в течение которых власти совещались о месте захоронения тела покойной княгини и в течение которых оно продолжало без гроба лежать на земле, оно не только не почернело, но, наоборот, становилось всё светлее и белее, так что проходившие мимо стражники не переставали удивляться. «Воистину сии святии суть страдалицы! — говорили они. — Се бо тело сие не токмо ничто же смертовиднаго зрака не являет, но и яко живу сущу и веселящуся, цветущу и светлеется пред очима нашима».

* * *

После смерти княгини Урусовой царь Алексей Михайлович решил, что теперь-то уж Морозова, страдая от невыносимого голода, «покажет снисхождение» и принесет ему «малое повиновение», и прислал к ней для увещания «старца», «монаха никонианского». Придя к земляной яме, старец сотворил Исусову молитву, «оставя сыновство Христово к Богу», то есть произнес молитву в новой, никонианской редакции. В ответ он ничего не услышал, и так долго ему пришлось стоять, повторяя не один раз молитву, пока, наконец, не догадался он повторить молитву в старой, дониконовской форме. Тогда в ответ он услышал «аминь» и спустился к боярыне.