— Я скажу Фёдору, что дал тебе продуктов и соли, но ты сама не зевай. Лови рыбу, как в деревне это делают, суши ягоды… придумай, что можешь смастерить на продажу. Ты же жила со мной и много видела.
Любаша энергично кивала, а потом выдала:
— Так не с чего мастерить… Тати всё унесли. Даже готовить не в чем.
— А как же вы…
— Яким из дерева плошки вырезал. Мы в тайный лаз вместе с его инструментом хоронились. Ой, боярышня, тяжело было лежать в камне. Я думала, что не вылезу оттуда, — глаза Любаши заблестели при воспоминании о том, что ей пришлось пережить, прячась в каменном отнорке.
Дуню даже передернуло, стоило ей представить, как Любашка пряталась с Якимом. Она бы уже через пять минут билась головой о камень, крича, чтобы её выпустили, а им часами пришлось там таиться.
Дуня подошла к воде и по камням добралась почти до середины быстрой реки.
— Ой, ловкая ты, боярышня! — засмеялась Любаша.
Дуня оглянулась, улыбнулась, а потом попыталась наметить себе обратный путь, но по другим камням. Увлеклась, взмокла. Всё-таки слишком утеплилась она. Нагнулась, зачерпнула воды, смочила лицо. В воде увидела красивые камешки.
А что, если золото намыть? Вдруг сюда что-то принесло с ледников? В будущем многие люди болтали, что золото можно в любой речке намыть! Озаренная идеей, Дуня раскорячилась и прямо с камешка опустила руки в воду и давай шебуршить. Перебаламутила воду, но в руках никакого золота не оказалась.
— Боярышня, что случилось? — заволновалась Любашка.
— Тащи мне миску!
— Так нет же…
Дуня сердито отмахнулась и понеслась в имение, а оттуда обратно. Неслась так, что распарилась словно в бане была! Когда она вернулась, то Любаши на берегу уже не было, видно, она поднялась к себе в домик.
— Ну и ладно! Баба с возу — кобыле легче, — подбодрила себя боярышня и, задрав подол, полезла в воду золото намывать. Попищала из-за прохладной водицы, но ничего, свыклась.
Работа оказалась непростой и никак не ладилась. То подол в воду сползал, то тяжёлое корытце выскальзывало, то спину заломило.
— Да где же моё золото? — упарившись, воскликнула Дуня, шлёпая деревянным корытцем по воде.
— Какое золото? — услышала она голос деда и резко обернулась.
— Деда-а-а-а! — схватившись за сердце, воскликнула она. — Ну нельзя же так пугать!
— А ты пошто по сторонам не смотришь? И о каком золоте идёт речь?
— Да я вот подумала, — Дуня описала руками резкий и быстрый процесс размышлений, приведший её к воде, но сдувшись, выдала только конец всей цепочки действий: — …а вдруг?
Еремей усмехнулся. Ему как доложили, что его внучка уже час воду в речке в корытце набирает и трясёт, так он сам побежал посмотреть. А она, оказывается, золото моет! Неужто ей старый хрен Веденей, пусть земля ему будет пухом, рассказал, как ребёнком с отцом к Рифейским горам ходил и золото в реке собирал? Еле ноги унёс оттуда, а его отец там остался со стрелой в груди.
— Ну и чего? Нашла?
Дуняша огорчённо помотала головой и побрела к бережку.
— Деда, может нам воду продавать?
Еремей поперхнулся.
— Это как?
— Ну-у, наберем в кувшины, запечатаем и на рынок отвезем. Скажем, что вода у нас зело полезная, насыщает тело влагой, — неуверенно предложила она.
— Не купят, — пряча улыбку, ответил ей Еремей. — Подумай ещё.
— Я уж всю голову себе сломала. Кстати, тебе есть на что шерсть для Митькиных валенок покупать?
— Князь жалование исправно платит, — со вздохом произнёс он.
— Ну вот, будут у нас на продажу валенки, деревянная… — тут Дуня на миг замолчала и бодро продолжила: — …московская игрушка, а ещё валяные игрушечки. Игуменья Анастасия заказала десять полных телег гранитных брусков и обещала заплатить за них сто рублей. Мне пришлось уступить в цене, но бабушка нам ещё продуктов даст… точнее, яблок.
— Сто рубликов хорошо, — оживился Еремей, — только вряд ли наши лошадки потянут полную телегу камней, но заказ хороший! А зачем нам столько яблок?
— Ей их девать некуда, — вздохнула Дуня, вспомнив переработку яблок летних сортов на пастилу, кувшины со сброженным соком и просто сушёные яблочки. А вскоре в монастырском саду поспеют поздние сорта яблонь, которые некому перерабатывать.
— Точно ли заплатит нам игуменья за брусчатку? — засомневался Еремей. — Я читал её грамотку, но не верится мне что-то…
— Она на перьях для письма уже трижды отбила эту покупку, — фыркнула Дуня. — Знаешь, сколько она брала с князей за серебряные перья? Так вот, лучше не знать, чтобы спать спокойно!
— Настя всегда хваткой была, — одобрительно кивнул боярин. — Тебя хвалила.
— Угу.
— Пишет, что ты красиво трапезную расписала.
— Можно и так сказать, — вяло согласилась девочка.
— О её монастыре сейчас все только и говорят, — обронил Еремей. — Долги многим простила…
Дуня безразлично пожала плечиками… и вдруг дед ухватил её за тонкую косичку и притянул к себе:
— Твоих рук дело? — рыкнул он.
— А чё сразу я? — начала изворачиваться Дуня.
— А то! Не успела вернуться, всё вверх дном поставила! Дом полон чужих людей, лес раздала, на зверя охоту открыла!
— Деда-а-а! Так я ж для нас стараюсь! Разбегутся все — и что делать будем?