Боярышня Дуняша

Псковский боярин с достоинством принял мешочек и, надо полагать, склонил голову. Дуня же всей своей женской душой ощутила, как трудно, горько и больно сейчас Пучинкову. Мало того, что унизили и поставили на грань выживания, так теперь молить приходиться о помощи и кланяться. За себя бы этот человек просить не стал, видно сразу — гордый, но за сына…

— Деда, а нельзя ли Ивана Харитоныча выпросить отсюда? Пусть он у нас поживёт, пока за его отца выкуп собирают?

— Дунька, ты сама только по милости Бориса Лукича домой возвращаешься, а в заступницы лезешь! — шикнул на неё Еремей.

Он развернулся и подтолкнул внучку к выходу.

— Идём, нечего тут!

Дуня понимала, что дед прав, но именно потому, что сама чуть не села рядом с теми несчастными, очень хорошо понимала их.

— Деда, а у них не отнимут твой подарок? — спросила она, уже сидя в санях.

— Не должны.

— Но зачем им деньги, если они сидят взаперти?

— Как зачем? За еду платить, за тепло, за весточки.

— Разве их не кормят?

— Может, родственники и кормят, да по Пучинкову видно, что никто не приходит к нему с сыном.

— Деда, а вдруг отца в чужом городе так же схватят и некому будет его покормить? —

обеспокоенно воскликнула Дуня и завертелась, словно желала спрыгнуть с саней и бежать кормить.

— Не ёрзай! Видела же, что я помог псковичу*, — вздохнул Еремей. — Глядишь, попадёт Славка в такую же беду — и его кто пожалеет! А так-то, ежели разобраться, сегодня наш князь сердится на псковичей, а завтра, может, на одной стороне воевать станем против тех же латинян.

— Если сын Харитона Алексеевича умрёт от болезни в приказной избе, то лютым врагом он станет, а не товарищем по оружию, — тихо произнесла Дуня и очень серьёзно посмотрела на него.

Еремей чуть не поперхнулся, поглядел на внучку, но ничего не сказал.

А что тут скажешь?

Дитя и то понимает, что невозможно договариваться, если не соблюдаешь правила! А вот ближнему боярину князя Челядне это непонятно! Его только собственная выгода волнует. Уж не его ли инициатива посадить под замок родовитого псковского боярина?

Тут не знаешь, что и думать: жадность со спесью взыграла у Челядни или измена намечается? Князь Иван Васильевич пытается договориться с новгородцами, отваживает от них псковичей, а тут такая подлость исподтишка содеяна! Харитошка Пучинков, конечно, не посадник, но веса немалого в Пскове, а его в узилище держат!

До самого дома Еремей ехал молча. День только начался, а забот уже полон рот. Как только ворота дома закрылись за боярином, он начал раздавать указания. Дуня только головой вертела и ничего не понимала. А двор на глазах превращался в боевую крепость.

И только появление Катерины смогла объяснить для себя Дуня. Дед переговорил с лекаркой и отправил её в разбойный приказ к сыну псковича. Даже вновь раскошелился и в чём-то настойчиво наставлял.

Дуняша с уважением посмотрела на него, а о себе с горечью подумала, что ничего-то в ней не меняется!

Вот дед — человек дела! Она же посопереживала, даже внесла предложение забрать сына Пучинкова домой, но, по сути, палец о палец не ударила, чтобы помочь. Если у неё что-то получается сделать, то чаще всего случайно, а когда она строит умные планы, то всё не так выходит, как думалось.

— Дунька, иди в дом! Не видишь, у тебя ноги уже мокрые, — рявкнул дед.

И правда, валеночки насквозь промокли! Надо бы их высушить и убрать до следующей зимы. Она побежала переодеваться и греться. Настроение было никакое.

А может, это был откат после того, как она выложилась, рассказывая сказку и наслаждалась восхищением слушателей?

И тогда понятно, почему сейчас всё видится в мрачном свете. Невольно вспомнилось неизменно ровно-доброжелательное настроение в прошлой жизни. Сейчас бы чуточку того равнодушия, а то никакого покоя с имеющимися эмоциями и прорвой энергии!

— Дуняша, что происходит? Чего дедушка опасается? — набросилась с вопросами вернувшаяся от подружки Маша.

Дуня только пожимала плечами. Она не слышала предупреждения Бориса Лукича. Она бы в тот момент и царь-пушки не услышала бы, доведись той грохнуть над ухом.

— Даже Ванятку вооружили, — заметила встревоженная Маша.

Дуню это не впечатлило. Братик уже давно ходил с настоящим ножом! От горшка два вершка, а с ножиком. Так что момент вооружения малявки-козявки она уже пережила. А вот расшатанные нервы потребовали глюкозы, тем более пост закончился.

Глаза у Дуняши раскрылись, в мозгах пошло просветление, взбудораженное возможным поступлением сладости, и она рванула на кухню!

Никто и ничто её не остановит! Она несколько месяцев ждала момента, когда можно будет вновь приготовить щербет, и пирожное, и конфетки, и мороженое…

— Дуня, у тебя такой взгляд… — настороженно произнесла Маша, — что мне страшно.

— Да-а! Не надо стоять на пути между мной и сластями! — жутким голосом, таким же, когда она рассказывала страшные сказки, ответила она.

— Я с тобой! — чрезвычайно серьёзно произнесла Маша и встала рядом. Вид у этой тихони был потешный, но:

— Вместе мы — сила! — придвинулась к ней поближе Дуня.

— Ага!