Боярышня Дуняша

О дороге сказать нечего, разве что поворчать, что пешком было бы быстрее. По приезду бледно-зелёная Дуня вывалилась из повозки и долго стояла, покачиваясь.

— Серафима, что с ней? — услышала она чей-то встревоженный голос и постаралась сфокусировать взгляд на говорившей.

— Укачало сердешную. Вчера бедняжку всю дорогу выворачивало и сегодня чуть живая.

— Ох, страдалица! Дуняша, девочка моя! Как на Милославу-то похожа! Серафима, что стоишь? Принеси отроковице водички колодезной.

Монашка поспешила куда-то, но вскоре сунула в руки Дуни ковш с водой.

— Вот милая, прополощи ротик, омой личико белое.

Боярышня всё сделала и почувствовав облегчение, благодарно кивнула.

— Вот и хорошо, — вновь заговорила встречающая. — Взгляд стал осмысленным, значит, можем познакомиться. Я матушка* Аграфена, тетка Милославы, а тебе двоюродная бабушка.

Здесь же живет ещё одна твоя бабка, моя сестра Анастасия. Она новая игуменья, — Аграфена вдруг задорно подмигнула и приложила палец к губам.

Дуня робко улыбнулась в ответ. Она никак не ожидала, что полноватая низенькая женщина со смешливыми глазами является её родственницей. Мама-то у неё высокая, статная и некоторая дородность лишь добавляет достоинства, а эта вся какая-то округлая, уютная и смешливая.

— А пойдем-ка, я тебе молочка налью! — предложила новоявленная бабушка и поспешила куда-то.

Дуня неуверенно оглянулась на возок с вещами, но сопровождавшая её Серафима махнула рукой, мол, иди.

Дважды просить не пришлось. Есть хотелось и даже очень. Она бросилась догонять бабушку… то есть матушку Аграфену. Та удивительно шустро перемещалась для своей комплекции и нисколечко не беспокоилась о необходимости держаться в её возрасте нарочитой медлительности и плавности.

— Сестры! Молочка нашей маленькой мастерице принесите! — крикнула она в сторону кухни.

Дуня остановилась у порога трапезной. Перекрестилась и стала оглядываться. Судя по всему, этот зал предназначался для кормления гостей и нуждающихся, а сами монахини едят где-то в более уединенном месте.

Просторное помещение с рядом высоких узких окон было великолепно!

Точнее, оно было никаким, но Дуня мысленно осветлила стены с покатым сводом, расписала верхние две трети замысловатой сеточкой из монохромных цветов и листочков и, оставляя нижнюю часть одноцветной. Мысль художницы скакнула дальше и в её воображении на противоположной стене от окна возникли массивные стеллажи для хранения посуды, разбавленные горшками с цветами.

Дуня даже кивнула, подумав, что заставленные посудой стеллажи избавят помещение от эха и внесут львиную долю уюта.

Она перевела взгляд на длиннющий стол и сразу же захотелось отскоблить его и покрыть защитным маслом. Это же цельный кусок какого-то гигантского дерева, а его нещадно заляпали и исцарапали! Еле удержалась от ворчания по этому поводу, но внимание отвлекли огромные подоконники. Любой дизайнер впал бы в экстаз при виде их и разочарованно застонал, потому что располагались они слишком высоко от пола.

И всё же Дуня представила на этих подоконниках подносы с посаженной зеленью и решила, что это будет отличным цветовым акцентом. В голове быстро проскочили варианты выращиваемой зелени и мысль зафиксировала не укроп или давший зелень лучок, а пророщенную пшеничку.

Дуня нахмурилась, недовольная тем, что споткнулась на пшенице, но мысли уже понеслись вскачь в новом направлении. Вспомнилось вдруг, что из пророщенной пшеницы и вареного риса делают леденцовую массу. Она это видела в роликах китаянок и кореянок. И ведь ничего сложного! Смешивается измельченная пророщенная пшеничка с отварным рисом в воде, отжимается и полученная мутноватая водичка уваривается до густоты. Полученная масса должна быть сладкой и тягучей. Очень хотелось проверить сладость этой массы, но не довелось.

— Дуняша, что ты застыла? — вырвала её из размышлений Аграфена. — Проходи, осмотрись. Здесь тебе творить! — вновь засияла улыбкой родственница. — Мы с сёстрами посовещались и решили, что лики святых тебе нельзя писать. Всё же ты даже не послушница, а вот орнаментум из цветов…

Дуня свела брови, соображая, что Аграфена использовала латинское слово, говоря об орнаменте. Монахиня заметила её усилия и попыталась объяснить, что такое орнамент.

— Я знаю, что это, но откуда ты…

— А, — не дослушав, махнула она рукой, — нас с сестрой в детстве многому учили.

Родители думали выдать нас за нарочитых мужей, да только вятшие берут жен по себе.

Аграфена задорно улыбнулась и махнула пухлой ладошкой, отсылая прочь чаяния из детства. Дуня понимающе кивнула, соглашаясь, что жизнь складывается совсем не так, как мечтается ребенком.

— Зато здесь пригодилось нам с Анастасией знание языков и умение читать иноземные книги. Я тебе потом как-нибудь расскажу о нашей семье, если захочешь. Сейчас важно определиться с росписью, — Аграфена обвела рукой помещение и вопросительно посмотрела на Дуню. Девочка встрепенулась.

— Я сегодня же изображу на бумаге, какой вижу трапезную, и только получив одобрение, приступлю к большой работе, — поспешила успокоить её Дуня.

— Видишь?