Боярышня Евдокия

— Ох, княгинюшка, рассказываю тебе о наших делах, и сама удивляюсь, как много у нас перемен случилось. А пребывая в суете, я и не замечала этого!

Дуня с Мотей сидели поблизости от Кошкиной, стараясь не обращать внимания на недовольных боярынь, которых подвинули от княгини из-за важных гостий. Девочки еле дождались окончания трапезы, уклоняясь от тычков в бок и толкания под руку. Неласковый приём ближних княгини их не удивил, но всё же было неприятно.

Наконец утренняя трапеза закончилась и боярышни поднялись вслед за Кошкиной. Остальные подскочили, облепили свою княгиню, заворковали о чём-то своём. Дуня же невольно отметила, что кормят у князя скромно, да и судя по обстановке тут каждую копеечку считают. В её доме не ставят позолоченные блюда на стол, как здесь, но едят все вдоволь и на полу никто не спит, и в сундуках у каждого какое-никакое барахлишко накоплено.

— Евдокия, — подозвала Кошкина Дуню, и та сделала шаг вперёд, чтобы идти рядом. — Вот что, — со вздохом начала боярыня, — мне пока придётся остаться здесь. Княгиня хочет посмотреть, что мы привезли.

Боярыня тяжко вздохнула, давя в себе раздражение на княгинино любопытство, но не уважить хозяйку дома было нельзя. Дуня вопросительно посмотрела на неё и Евпраксия Елизаровна одобрительно кивнула ей:

— Но всех из-за неё задерживать негоже, — тихо произнесла она. — Я дам тебе пару писем, отвезёшь их моему брату и его жёнке. Он посадник. Боярин Овин Захарий Григорьевич. Жёнка его Авдотья Захарьевна. Брата в письме прошу помочь нам организовать торг, а Авдотья должна будет познакомить тебя с новгородскими боярышнями.

— Ага, поняла.

— Имей в виду, девицы тут не посиделки с шитьем в руках устраивают, а на европейский манер посещают общий двор, где посадники дела решают. Пустословят там, прости господи, — Кошкина быстро перекрестилась, каясь за дурные мысли по поводу бестолкового времяпровождения молодежи.

Дуня же взволнованно посмотрела на Евпраксию Елизаровну и нервно сглотнула. С общением в незнакомой компании у неё не всегда ладилось, а если там будут мужчины, то вообще непонятно, как вести себя.

— Твоё дело смотреть, да слушать, что трещотки болтают, — заметив волнение подопечной, принялась наставлять боярыня.

— Буду нема, как рыба, — клятвенно пообещала Дуня, но Евпраксия Елизаровна усмехнулась и удивила:

— А вот этого не надо.

— Э-э, но… как же… а если я… ну-у-у… — Дуня ещё больше разнервничалась.

— Коли по делу, то выскажись, как ты умеешь. Но ежели начнёшь говорить, то делай так, чтобы все тебя услышали и не было потом кривотолков. Поняла?

Дуня торопливо согласно кивнула, потом отрицательно замотала головой, но под пристальным взглядом Кошкиной всё-таки выдавила из себя утвердительный кивок.

— Вот и хорошо.

Боярыня быстро вручила заранее заготовленные письма и отправила девчонок покорять Новгород. Князь ей прямо велел, чтобы ввела Доронину в верхи и приглядывала за нею, не мешая. В ответ на беспокойство ответил просто, что сына он воспитывает так же.

В большом дормезе, а проще говоря походному домику, по городу было бы затруднительно проехать, поэтому княгиня велела ключнику предоставить боярышням небольшой возок. Скрепя сердце Дуня забралась внутрь и ни слова не обронила, пока ехала. Мотя тоже помалкивала, видя задумчивость подруги. Ехали недолго. После просторного дормеза возок казался прошлым веком, но зато нигде не застряли. Город не видели, а на слух и запах не отличишь от Москвы.

В последний раз качнуло, когда заехали во двор Овиных. Григорий открыл дверцу, пытливо посмотрел на Евдокию, но та отмахнулась, показывая, что чувствует себя терпимо. Боярышни дружно сощурили глаза из-за ослепившего их солнышка. Сойдя на мощёную дорожку, немного постояли, давая хозяевам возможность подготовиться, чтобы принять их, девочки важно прошли к крыльцу.

Встречала их жена брата Кошкиной Авдотья Захарьевна. Она приветливо улыбнулась и наполовину спустилась с крыльца, оказывая уважение внучке боярина Доронина.

— Знаю тебя, милая! — защебетала она. — Евпраксиюшка часто упоминала о тебе в письмах. Это ж ты помогла её сыну обрести себя, когда он лишился ноги, — круглолицая пышечка, успевала говорить, расцеловывать Дуню и оценить смиренно стоящую Мотю. — Как же я рада! И Захарушка обрадуется.

Дуня улыбалась, не успевая вставить ни слова. Позади послышался шум и во двор влетел на коне молодой воин.

— Захарушка! — воскликнула боярыня. — Как ты вовремя! А у нас именитая гостья!

Дуня на миг растерялась. Она думала, что Авдотья назвала Захарушкой своего мужа, а это оказался сын. Получается, Захар Захарьевич. Он лихо соскочил с коня, подбежал, поцеловал мать и с любопытством посмотрел на московских боярышень. Обе они показались ему совсем девочками, но уже сейчас видно было, что хороши собою. Обе одеты богато, и не поймешь сразу, о ком вчера говорил отец как о возможной перспективной невесте.