— Евпраксия Елизаровна, много пользы на Москве будет от банщицы. Помоги её выкупить, — не заставила себя ждать Дуня.
— Хм, я приметила, что она понравилась тебе. Я бы тоже не отказалась от такой рукастой девицы.
— Как и многие, — быстро согласилась Дуня. — Но! — вздела она указательный палец, — не столько для себя хочу её взять, сколько для всех.
— Это как? — не поняла боярыня и нахмурилась.
Дуня быстро замахала руками, демонстрируя, что не имела в виду ничего непотребного.
— Какое-то время Лада побудет при моей семье, освоится, а потом я её к Катерине приставлю.
— А, лекарку хочешь из неё сделать? — поняла Кошкина.
— Не совсем лекарку, но знающего человека, — поправила её Дуня. — Надо, чтобы Лада побольше узнала о теле человека и как лучше его разминать. Там есть особенности, и Катерина знает, кого надо мять сильно, на грани боли, а кого осторожно поглаживать, да потряхивать. А через годик я Ладу в посадские запишу.
— Да ей вовек не расплатиться с тобой будет за учёбу! Катерина-то немалую деньгу потребует…
Дуня не думала возражать, потому что на этом её план не заканчивался:
— Лада расплатится тем, что будет учить склонных к её ремеслу женок и мужей. Вот и появятся на Москве мастера, умеющие укрепить тело слабеньких младенчиков или помочь не терять силу старым или немощным.
— Хм, вроде правильно всё говоришь… Но всё же не пойму я, зачем ей других учить, коли после обучения она сама может лекаркой стать и расплатиться?
— Ну-у, на лекарку ей за год не выучится, — заметила Дуня, — да и муж не позволит ей по чужим домам ходить.
Кошкина удивленно выгнула бровь:
— Неужто на неё кто глаз положил? Она ж грех на себя взяла, в бабское переоделась, оставаясь девицей.
— Григорию по сердцу пришлась, — выдала тайну Дуня.
— Вот чего он довольный лежит! — хохотнула боярыня.
— А ему не век в боевых ходить, — с улыбкой добавила Евдокия. — Однажды я дам ему землицы и впишу в сословие детей боярских, так что Лада нужна нам вольной и уважаемой.
Боярыня выгнула бровь и чуть качнула головой:
— Ох, мудришь ты, Евдокия! Ты бы спросила сначала, захочет ли Гришка уходить от тебя. Да и Лада не научена жить своим домом.
— То так, — вздохнула Дуня, — но у них есть время, чтобы всему научиться, а я помогу. Поговоришь с Авдотьей Захарьевной?
— Поговорю. Узнаю, сколько она за девку свою хочет и коли по рукам ударим, то сразу выкуп на тебя запишем.
— Есть у меня ещё один разговор к тебе, Евпраксия Елизаровна.
— Ну, давай, говори, — улыбнулась она, довольная активностью Дуни.
— Скажи мне, все ли часы Петра Яковлевича проданы?
— Нет, Дунечка, — вздохнула боярыня. — Одни часы в дар владыке были отданы, а за остальные такие малые деньги предлагают, что стыдно продавать. Мой человек говорит, что сговор имеет место быть.
— Сговор? — Дуня была неприятно удивлена.
— Ты иноземцев привечаешь, а они теперь говорят, что все наши новинки у них давно производят, — нажаловалась Кошкина. — А про часы наши бают, что это товар их пропавшего негоцианта. Вот так.
— Да уж, — растерялась Дуня, никак не ожидавшая таких заявлений.
Она ожидала от иноземцев чего-то провокационного, но по словам Евпраксии Елизаровны, они обобрали московских мастеров на идеи, вдогонку обвинили их в копировании и грабеже — и всё это при спесиво раздутых щеках. Молодцы! Изумили до потери дара речи! Хорошо, что в Новгороде их не слушают.
— Мне вот интересно, — наконец-то отошла от новостей боярышня, — у нас с европейцами понятие совести совпадает или происходят такие же непонятки как с душой?
— Нет у них совести, — буркнула боярыня, не желая обсуждать более эту тему.
— Евпраксия Елизаровна, ну чего ты?
— Ай, — раздраженно махнула она рукой, — думала сына порадую, такие планы строили — и всё впустую!
— Да что ты! — воскликнула Дуня, торопясь расправиться с огорчением боярыни. — Всё чудесно складывается! Во-первых, никто ничего толком не сможет повторить, тем более часы! Во всем нужен навык, а он нарабатывается опытом.
Дуня посмотрела на боярыню, но та никак не отреагировала и пришлось ей подсказать:
— У нас же многие поделки были сделаны из дерева, а с ним надо много работать, чтобы был навык.
Боярыня вяло кивнула, и Дуня медленно проговорила:
— Дуб, кедр, особая береза… всё это дорого.
— С чего бы? — скептически усмехнулась Кошкина и, раскрыв глаза, закрыла себе рот рукой.
Дуня торжествующе улыбнулась:
— Во-о-от! Так что сущие копейки наши новинки у них стоить не будут. Даже огромный стол для игры в шаробой дешевле от нас к ним везти, чем там свой изготавливать. И кстати, со сладостями то же самое. Взять всем известные райские яблочки, которые сушат в монастыре. Время доказало, что их нельзя повторить.
— Ой, не напоминай! Все сушат, да вкус не тот.
— А все почему? Потому что там сладкий сорт, а кто вообще знает про сорта? У всех одна кислятина, которую только на сидр или на уксус пустить можно! А у бабушки Анастасии теперь за яблонями такой уход, что мелких яблок вообще нет.
— Да уж, бабка твоя постаралась, — с уважением подтвердила Кошкина.