Боярышня Воеводина (СИ)

— Заруцкого больше боятся нечего. Разбили его на голову. Князь Одоевский разбил. Вначале под Тулой, потом под Даньковым, тот на юг податься хотел, по Дону. Да на пути его крепость Лебедянь встала. Так вот, с четырьмя кулевринами, да с шестью пищалями от многотысячного войска отбились, народу положили тьму, а воевода в ней, даром, что молод, сильным чародеем оказался, и обоих магов, что с Маринкой плыли, изничтожил. И все их ладьи потопил. Ушел Ивашко на Волгу, в Астрахань, там его уже ловят, так что для Москвы он уже не опасен. А остатки войска его под Воронежем князь Одоевский разбил. Вот, я всегда говорил, что нельзя мальчишек у материнской юбки долго держать. А ты отпрыска нашего никак воевать, славу добывать не отпустишь!

— Что ты несешь, старый! Молод Николенька еще, и двадцати лет ему еще нет.

— Воеводе в Лебедяне тоже двадцать еще не исполнилось, А Александр Ярославич Невский имя свое за битву со шведом в неполные 20 лет получил!

— Ну и что, это давно было, а сейчас мы родовитые, это дворянам служилым надо удаль демонстрировать, что бы имениями государь наградил, а нашему роду и так положено бок о бок с боярами в думе сидеть!

— Зря оправдываешься, Евдокия. Воеводой в Лебедяни как раз был княжий сын, кстати, Рюрикович. — Досадливо прекратил неуместный спор с женой воевода.

В это время вошла Агафья, и доложила:

— Наши гости издалека, с Дона, дозвольте, боярыня проводить к столу!

Гости оживились. Анна вздрогнула и уставилась на открывающуюся дверь. А через несколько минут, пренебрегая всеми приличиями, уже висела на шее у вошедшего первым молодого человека.

— Миша, Мишенька мой, живой! — причитала она.

Женщины за столом поджимали губы, видя такое бесстыдство. Сынок воеводы сидел раскрыв рот.

— Чему удивляетесь? — грозно спросила Аглая, — жена мужа с войны дождалась. Вы своих разве не так встречаете? Прошу любить и жаловать, княжич Михаил Муромский, младший сын князя. Аннушка моя с ним еще в апреле обвенчана. Да молодому мужу сразу пришлось на войну уехать. Она его, как верная жена ждала. Дождалась вот.

Бабы сразу в несколько голосов загомонили, поздравлять Анну стали. Воеводин сын сидел насупившись. Пашка у двери рот раззявил. Что же это, он мужа боярышни, тьфу, уже княжны, Анны пускать не хотел! Слава Богу, Агафья вмешалась, узнала, конфуза избежали! Гостей усадили за стол, угощать стали. Михаил сочувствие хозяйкам высказал, и, даже бокал меда выпил, вопреки своему обычаю. Аглая настояла, для здоровья. Воевода приосанился, важность напустил, спросил:

— На Дону воевали, княжич, вместе с князем Одоевским?

— Да, на Дону. Против Заруцкого.

— И в какой роли?

— Воеводой в крепости был. Надо было там порядок навести, а потом заступить путь войску вора Ивашки, не пропустить в низовья Дона.

— А почему в крепости порядка не было?

— Все просто, раньше ей владел боярин Ромодановский, он из рук католика Сигизмунда Польского на город грамоту получил. Боярина сослали, а воевода старый остался. Он попа латинского пригрел, ксендза, и часть гарнизона в латинскую веру обратил. Батюшку, что воспротивился непотребству, в подвал бросил, и часть тех, кто против выступал. Хотел сдать крепость без боя Ивашке и Маринке безбожным. Да только Господь знамение явил, воззвал батюшка Серафим к нему, и поразила предателя молния с пустого неба. Тут все отступники обратно в православие вернулись, и вместе с городом Михаилу присягнули. А потом воевали честно, и Лебедянь врагу не отдали.

— Княжич, а вы Маринку видели? Правда, что она так хороша собою, что ни один мужик перед ней не устоит? — Спросил кто-то из женщин.

— Маринку видал. Даже говорил с ней, сдаться предлагал. Баба, как баба, не особенно красивая. А чары для нее наводили двое чародеев, магов по-ихнему. Вот с ними повозиться пришлось. Одного в Дону утопил, второго просто, из фузеи застрелил.

— Так вы чародей?

— Да.

— И все их ладьи пожгли?

— Нет, ладьи я не жег, силы не тратил. Ладьи пушками потопили.

— А как же, говорили, что они все вдруг встали, и дальше плыть не могли, а еще, что вы пушки зачаровали, так, что они сразу по 10–20 человек сражали насмерть!

Михаил рассмеялся. До чего народ додуматься может. Скоро он по воздуху у них летать начнет! Надо разочаровать, сказки развеять. Может тогда поесть, наконец, удасться!

Глава 24