Боярышня Воеводина (СИ)

— Что вы, сударыни, не в силах ни один чародей целый флот силой своей остановить. Ну, одну — две ладьи с трудом, и то все что имеешь, выложить бы пришлось. А вдруг у врагов еще маги были бы, а я без сил! Тут проще все было. Ниже по течению, недалеко от крепости на Дону остров, делит реку на два рукава. Левый судоходный, правый мелкий, мальчишки вброд переходят, рубашонку не замочив. Вот мужики посадские и перегородили левый рукав преградой плавающей, на бочках. Ее незаметно из-за острова было. Ладьи напоролись на нее и встали. А тут уже пушки с крепости ударили, всех потопили, а те, кто вздумал правой протокой идти, на мель сели. На тех ладьях мы только народ побили. Они почти целые нам достались. И насчет пушек пустое. Просто прочитал в сочинениях по ведению войны европейской о новшествах, у нас богопротивными считающихся, из-за жестокости. Подумал и решился, раз на нас сила в несколько тысяч валит, то и богопротивное средство высшей силой может быть одобрено. Нечестивцы не гнушаются пленных и раненых калечить, над мертвыми издеваться, почему я не могу жестокость применить, что бы от них жителей простых защитить? Вот, на европейский манер и приказал заготовить для пушек не ядра, в снаряды мелкой галькой заряженные. Одно ядро не больше чем четырех всадников сметает, а такой снаряд картечи, сиречь, дроби, сразу двадцать и более. Казаки, они конной лавой атакуют, мигом к стенам подскакивают, коней бросают и на стены лезут. И их несколько тысяч. А у меня всего 500 человек, отбиться в рукопашную невозможно. Вот и не подпустили их к стенам. На подходе уложили, а единицы, что доскакали, уже бойцы побили. Так и отбились.

— А кто же вам книги иностранные переводил, княжич? — хитро прищурившись, спросил воевода.

— А никто. Я языкам с детства обучен. Я же младший, меня папенька на службу в посольский приказ готовил. Так что я сам все прочел.

— Значит, отец наследства вам выделять не стал?

— Почему же, выделил. Городок Устюжен с окрестностями, да к нему пяток деревень для поставки продовольствия на промысел. Вокруг Устюжена земля к выращиванию хлеба неспособная, болота ржавые, железом богатые. Леса запрещено вырубать, только углежогам на уголь разрешено. Промыслы богатые, как бы не богаче Тульских!

— А остальным братьям, что, тоже нашлось наследство?

— Всем, понемногу, но хватило. Муромские богаты, обычно в роду один-два наследника было, так что не дробилось оно. Это батюшка с матушкой умудрились двенадцать детей сотворить. Четыре дочери и восемь сыновей. Я двенадцатый.

— И всех двенадцать одарили?

— Нет, только сыновей. За сестер отец только богатства дал, все равно из-за них чуть ли не дрались, из-за матушкиных талантов. Да и наследство не всем понадобилось. четвертый брат мой, Сергей постриг монашеский принял, по своей воле. Иноком Симеоном стал. А предпоследнего брата, Якова, он при князе Пожарском состоял, убили недавно поляки, подло, из засады. Шесть нас осталось. Симеона мирские дела уже не волнуют.

— Так почему же ваш батюшка вас не служить в посольский приказ, а воевать отправил? — вновь задал вопрос с подвохом воевода.

— Так вышло. Нужен был сильный чародей, знали, что с Маринкой маги путешествуют, и через что ей не раз с полюбовником ускользать удавалось. А кроме меня никого свободного такой силы не было. Все чародеи Москву перед венчанием на царство Михаила чистили. Что бы кто порчу не навел. Но я рад. Испытал свои силы в настоящем бою. Значит, недаром меня отец не только языкам, но и воинской науке учил. До двенадцати лет только наукам, а после и наукам, и ратному делу. Вон, Денис Феодосьев, старейший батюшкин воин столько синяков мне насажал, уча мечом владеть, до сих пор помнится!

— И что теперь выберете? Продолжите воеводой, или все-таки в посольский приказ?

— А за меня все решили. Отправляли меня с посольством к Аглицкому королю, да сменщик подвел. На сорок дней опоздал. Мамаша отпускать боялась, пока сам боярин Шереметьев за ним не приехал. Да поздно. Закончилась навигация. Уплыло посольство без меня, сменщика за это половины жалования лишили. С тем меня на зиму отпустили, а как корабли в Архангельске загрузятся, да Белое море ото льда очистится, придется посольство догонять.

— А жена как же?

— Так все жены мужей со службы ждут. Кто с ратной, кто с заграничной.

— Я так надеялась Николеньку в посольский приказ пристроить! — вздохнула жена воеводы — сказали не годен. Языков не знает. А толмачи-то на что?

— Толмач переводит, от его перевода много зависит. А как, если он перекуплен, и речь посла чужой державы переиначит? Или запишут по-русски одно, а в своем листе — другое. Доказывай потом, что обманули. Подпись-то стоит! Поэтому и ценят людей, что языки чужие понимать могут. И все проверят.

Боярыня Головина вздохнула и потупилась от ехидного взгляда мужа, но потом встрепенулась, и спросила с надеждой:

— А сколько лет нужно, что бы язык чужеземный выучить?