— Хорошо, — без обиды отозвался Фитингоф. — Чтобы мысль не растеклась по древу, подрубим древо. Я совершил мелкий проступок, за который надеялся попасть в закрытую зону. Привязал одного типа к стулу, сунул в его разъем свой штеккер и протестировал его джина. Так я узнал, что есть в оперативной памяти джина местечко для психопрограмм, имеется и нейроконнектор, чтобы это дело загружать в мозги. Естественно, что я стер все свои психокоды. И за такое государственное преступление мне дали семь лет на Крыме-4. Твоя подружка уже упоминала этот шарик — с солнечной стороны прекрасные курорты, плюс двадцать пять Цельсия, голубое пластиковое небо, легкий ветерок, пальмы на плавучих островах, девушки, так сказать, обнаженные. А в темном полушарии — лед, воздуха нет, зэки в хилых скафандрах монтируют островки, которые как бы случайно выныривают с солнечной стороны.
Имелся у нас там один умник, вот с такими лобными долями, он был фельдшером и сообразил насчет побега. Я, он и еще двое влезли в маленький кессончик одного из всплывающих островков, вкатали себе антифриз на основе пропилен глюколя, добавили еще цианида, который блокирует дыхательные ферменты. И, стало быть, поплыли. На той, солнечной, стороне спустя несколько часов очухалось трое — один в минусе. Умник по счастью уцелел.
На нашем островке быстро выросли пальмочки-мутантки, ну и высадилась на него пятерка отдыхающих туристов-соларитов. Тут из кессона вылезаем мы, как благородные мстители.
Отомстили. Поменяли себе с помощью курортников севшие от дешевой наркоты и дерьмовой еды печенки и селезенки. Потом стали хором любить туристку. Надо было что-то с чипами Фрая делать, они ж маячили сильно, отчего приходилось по большей части в кессоне сидеть. Вкололи мы себе какую-то антисахаридную дрянь прямо в мозг, чтобы нейроны отклеились от разъемов капсулы. Потом стали электроды друг другу в голову запускать и выжигать эту гадость. Один из наших при этом ума лишился и прыгнул с пальмы вниз котелком.
Мы поминали его, не просыхая, три дня. Тут выяснилось, что дамочка-туристка тоже мужик, и опять пришлось пить с горя неделю. Отдых стал невыносимым. Псевдоженщина, войдя во вкус, превратилась в настоящего сексозавра, который гонялся за нами по всему островочку. Курортники не собирались склеивать ласты. Мы не выдержали и двинулись в дорогу.
Меня с товарищем повязали в космопорту. По экспресс-анализу кала менты просекли, что трансплантированные печенки-селезенки не соответствуют прочим органам. Однако засудили нас по другой статье; за то, что мы — бездушные, то есть безкапсульные. И впаяли нам по тринадцать лет на Ио «без права воскрешения по чипу бессмертия».
Подельник мой уже по первому году отсидки «слинял на Юпитер». Понимаешь, о чем я? А я вот семь лет отбарабанил.
Ра Локи представляешь себе, мужик? Ладно, не напрягай мозги, я тебе и так все покажу…
Фитингоф тронул рукой кубик голопроектора и заслал в него порцию видеозаписей — обрывки тех картин, что видели его глаза последние семь лет.
Огромный кратер вулкана, стены тюрьмы образованы пятикилометровыми скалами. На дне кратера озеро, по цвету видно, что серное. Ленивую поверхность иногда начинает пучить — отрыжка горячих глубин. А то и фонтаны взлетают метров на сто. Плавают серные пробки, похожие на полусгнивших китов. Сверху сыплется сульфурдиокидный снежок.
Кое-где растет прямо со дна озерного красота неописуемая — кремнийорганические цветы с бутонами, наполненными сульфурдиоксидом. Бутоны иногда взрываются, но где-то в вышине. Высота их над уровнем жижи двести, триста метров. Озеро обрамляют работающие скважины и гейзеры, из трещин лава давится.
Небо затянуто ядовито-желтым плюмажем от соседнего вулкана, сквозь него проскакивают молнии ярко-белыми трещинами. На небо навалился, того и гляди раздавит, медведь Юпитер.
— И нам велено не просто жить среди этой проклятой красоты, но еще какие-то изотопы вылавливать с барж-черпалок. Плата за работу — баллон с кислородом и съестные батончики из слабопереработанных фекалий. Пару раз ты недотрудился и тебе раздатчик благ, кибер бесчувственный, устраивает гипоксию — то есть, вряд ли уже выкарабкаешься. Пару раз переработал и у тебя уже радиолиз воды и окисление энзимов тканевого дыхания — значит, тоже не жилец. Согласись, это ад, который бы дураку Данте Алигьери не приснился бы и в самом страшном сне…
Голопроектор Фитингофа показывает какую-то круговерть. Поверхность серного озера вдруг вздыбливается, словно из глубины лезет жирное чудовище. А потом серная гуща встает гладкой стеной и, отхаркивая фонтаны, идет прямо на зрителя. Зритель Данилов отшатывается перед желто-зеленой волной, голопроектор гаснет, а беглые зэки ухмыляются.