Бояться поздно

Ну и ладно, подумала Аля. Может, хоть поднимут тревогу и придумают что-нибудь. Они же взрослые и умные — ну, мама и папа, не Амир же. А не придумают, так хоть подергаются немножко. Не мне же одной страдать, пока они там балиш с кыстыбыями[7] пожирают.

Алю немедленно накрыл горячий стыд — такой, что захотелось не просто по щекам себе надавать, но и нос разбить, что ли. Нос к следующему витку будет невредимым, мертвец — живым, а самое лютое беспокойство родителей — никогда не существовавшим. Они и не заподозрят, что не слишком ласковая, но добродушная вроде старшая может гальванизировать любимых родителей просто так, из желания размазать несправедливость на всех, до кого дотянется. Но Аля-то будет помнить. Даже если забудет все остальное, будет помнить, как старательно обращалась в гадину.

А допустим, я этого не переживу и останусь тут навсегда — родители-то как это переживут? Для них-то жизнь продолжится. Без меня.

Интересно, как это будет для них — что я погибла, исчезла? Или просто стерлась из памяти, как в фантастических сериалах?

Мне-то все равно.

Нет. Не все равно, четко поняла Аля. Родители меня любят, может, даже сильнее, чем я их, — хотя как это можно сравнивать? Мой уход, как бы он ни был оформлен, проделает в их жизни дыру в полмира величиной.

Он их просто раздавит.

Аля поспешно убрала телефон и закивала очередной реплике Тинатин, запоздало показывая, что слышит, соглашается и страшно рада очному знакомству.

Чудовищно глупо и несправедливо это все. Бесит, что невозможно понять ни смысла, ни правил. В жизни обычно так и бывает, если выйти за привычные рамки. Человек предпочитает существовать внутри четких и очевидных рамок — внутри квартир, школ, университетов, городов или деревень, улицы в которых расчерчены, а стены ровны, внутри семей, классов, учебных групп и рабочих коллективов, действующих по давно заведенному порядку. Но этот порядок старательно придумывался, складывался и обустраивался поколениями умных людей. Он искусственный. Даже лес, сквозь который мы идем, искусственный, он сильно вырубался, например, вдоль этой дороги, активно чистился, а местами высаживался и обновлялся.

В натуральной природе царит хаос, вызванный столкновениями разных порядков — ко всеобщему неудовольствию, между прочим. Жизнь не готовила мошку к размазыванию по лобовому стеклу, да и водителя это не радует. Но жизнь такова.

Какого черта такова игра? «Это просто игра. Тут все по-честному» — кто это сказал, Марк или Алина? Не помню уже, да и неважно. Важно, что это на самом деле так. Игра придумана людьми, к тому же она детективная, про логику. Любые неожиданности в ней должны подчиняться четким правилам, которые надо обнаружить, понять и вооружиться ими.

Как, блин, вооружаться, если правил просто нет?

Так нечестно.

Даже если правила есть, но они сводятся к тому, что я останусь здесь, никогда не увижу ни маму, ни папу, а они не увидят меня, — это что, честно?

А я их забуду просто через пару витков, да? Буду тупо смотреть на фотки в телефоне и гадать, что это за люди такие посторонние? Типа это часть игры?

На фиг такие игры. На фиг такую жизнь.

Аля выдернула телефон, поколебалась, закрыла меню звонилки и без особой надежды написала Амиру: «Срочно отпишись, звонить не надо, связь плохая».

Кабы только связь, подумала она, убирая телефон. Тут все плохое. Не мир, а плохая сказка. Только у самой плохой сказки есть конец, а я круги нарезаю, как шахтерский пони. Алиса бегала по Зазеркалью со всех ног, чтобы удержаться на месте. А тут хоть беги, хоть стой, хоть вой головой в сугроб — в итоге ткнешься лбом в спинку Маркова кресла, и всё сначала.

И почему только мне напасть такая? Могло же выпасть любому из компании. А может, и выпало, и каждый занимается кольцевыми гонками в своей вселенной, пока я страдаю тут?

Нас ведь даже зовут однотипно. Или, наоборот, всех зовут однотипно, потому что мы персонажи?

Мы — не люди, а персонажи игры?

Нет. Не может быть. Не хочу.

Аля замотала головой, как будто кто-то видел и мог это мотание оценить, учесть и крикнуть: «Гуля, у нас отмена, клиенту не нравится, возвращаем всё как было».

Не было рядом ни Гули, ни всемогущего владыки, ни ребят, которые ушагали далеко вперед, разочаровавшись в Але как в собеседнице и попутчице. В очередной раз. Не в последний, похоже. Особенно если все тут впрямь персонажи, только воображающие себя игроками, студентами, человеками.

Аля вцепилась пальцами себе в лицо. До боли.

До боли — это значит до, а не во время. Потому что боли не было.

Блин.

А раньше она была? Какая? Такая?

Аля ударила себя по щеке и, как и собиралась когда-то, уже сама не помня когда, врезала кулаком по носу.

Вот такая боль была, точно.

Глаза защипало, губе стало щекотно. Тяжелая капля метнулась к сугробу и сразу зарылась в узкую норку.

Заставь дуру сомневаться, она нос разобьет, подумала Аля с мрачной радостью, пришлепнула горсть снега к сразу занывшей переносице и дальше шагала, задрав лицо. С подбородка и скул закапало, теперь талой водой, а не кровью.