Бойся меня

— Не вижу ничего удивительного в том, что кто-то захотел тебя получить и даже подстраховался, закрепив свое владение бесполезным штампом в паспорте,  —невозмутимо произносит он. — И также неудивительно, что этот кто-то так и не смог по достоинству тебя оценить. Слабаков время от времени тянет переключиться с ресторанной еды на дешевый фастфуд. Не каждый способен регулярно пользоваться столовыми приборами и смаковать вкус блюд, ведь куда проще и не энергозатратнее купить жирный гамбургер и запихать его в себя, не выходя из машины.

Пусть я сама время от времени балую себя походами в рестораны быстрого питания, это не лишенное снобизма сравнение вызывает во мне прилив самодовольства. Четыре года назад измена мужа ранила не только мое сердце, но и женское эго. Жаль, что рядом не было человека, который мог бы так уверенно сравнить меня с ресторанным шедевром, а любовницу Димы — с куском бигмака. Наверное, с этой мыслью все переживалось бы немного проще.

— Больше всего меня огорчает то, что это признание обесценило целое десятилетие моей жизни. Сколько раз мне теперь придется возвращаться в прошлое, чтобы переосмыслить воспоминания, связанные с нашей дружбой? Так многих счастливых мгновений теперь можно смело выкинуть на помойку.

Я благодарна Савве за то, что в его взгляде нет жалостливого сочувствия, с которым на меня бы наверняка смотрели Ирина или кто-то из знакомых. Сейчас я хочу понять, как мне поскорее переступить через открывшуюся правду и жить дальше. Завтра в офисе состоится важное совещание, где никому не будет дела до моих внутренних терзаний. Я не могу позволить себе потратить еще один год, смиряясь с мыслью, что в мире есть место столь изощренной подлости.

Господи, неужели интрижка с Вельдманом стоила нашей дружбы? И сколько раз вообще Вика меня подставляла? Любое когда-либо произнесенное ею слово теперь не стоит и ржавой копейки.

Савва щурит глаза.

— А ты бы предпочла и дальше оставаться в неведении?

— Конечно нет. Напротив, я бы предпочла узнать обо всем раньше. Вышвырнуть этих двоих из жизни еще четыре года назад, переболеть оптом и никогда больше не возвращаться к их мерзкой странице.

— Тогда правильнее чувствовать облегчение, потому что это наконец случилось. Десятилетию обмана пришел конец, и ты можешь идти дальше налегке. Избавляясь от мусора, ты делаешь воздух вокруг себя свежее.

Я вращаю ножку бокала в руке, пытаясь по-настоящему проникнуться смыслом этих слов. В глубине души я и сама это понимаю, но тупая ноющая боль в левой половине груди пока мешает целиком отдаться рациональности.

— В теории все так. Но признавать, что ты так долго инвестировал время не в тех людей, всегда тяжело. Это как лишится кирпича из фундамента, понимаешь? Когда черепица слетает с крыши, ее можно легко заменить. А вот разочароваться в людях, которых ты считал самыми близкими, угрожает сохранности самого дома.

— Именно поэтому нужно помнить, что люди недостойны того, чтобы подпускать их к себе, — губы Саввы трогает легкая улыбка, но его взгляд остается темным и предельно серьезным. — Эгоизм встроен в нас как защитная функция. Ни один человек не должен становится фундаментом другого. Предают и причиняют боль все: родители, дети, супруги, друзья. Привязанности ослепляют. Гнилую сущность твоей подруги не разглядел бы даже слепой, но ты отказывалась ее видеть.

Это еще одно его высказывание, вызывающее во мне стойкое неприятие. Что это за мир, где каждый будет сам за себя? Я считаю себя здоровой эгоисткой, но при этом в моей жизни есть люди, с которыми мне очень близки: Ирина с работы, двоюродная сестра, с которой мы созваниваемся дважды в неделю по скайпу, мои мама и папа.

— Я не хочу жить без привязанностей. Они делают нас живыми.

— А я не кажусь тебе живым?

— А у тебя нет привязанностей?

Расслабленно улыбнувшись, Савва качает головой.

— Нет.

Эти короткие три буквы ударяют по мне с такой силой, что от новой вспышки боли не спасает даже выпитый алкоголь. У него нет привязанностей? Совсем? А для чего тогда это все? Этот разговор, наш невероятный секс и то, с каким рвением Савва меня завоевывал?

Опустив глаза в попытке спрятать эмоции, я тихо уточняю:

— А как же родители?

— Я не был близок ни с одним из них.

Возьми себя в руки и просто спроси его. Ты ведь не трусиха и тебе не пять лет. Если сегодня станет одним разочарованием больше, я это как-нибудь переживу.

Я снова смотрю ему в глаза. Пусть ответит. Даже если для него наши отношения ничего не значат — я должна это знать. Хватит жить во лжи.

— А как же я?

— Ты это другое. Я не смотрю на тебя сквозь призму выдуманных очков. Вижу тебя насквозь, и ты все равно кажешься мне совершенной. Привязанность — нелепое определение, не имеющее ничего общего с тем, что я к тебе испытываю.

От волнения мое сердце колотится как сумасшедшее, и даже голос немного осип.

— А какое определение не кажется тебе нелепым?

Савва отвечает не сразу. Склонив голову набок, он неспеша обводит взглядом мое лицо, шею, пальцы, застывшие на ножке бокала.

— Много разных. Одно из них восхищение.