Бойся мяу

– Конечно, а вы чего хотели, – посмеялся над ними Дима. – Он же, блин, охотник. Волков, лис, зайцев убивал. А тут кошки. Будет ему кошек жалко, вот патронов на них точно жалко.

– На месте сгоревшего построили новый дом, – продолжил рассказ Миша, и противный смешок Блондина смолк. – Но долго охотник с семьей в нем не прожил. В одну ночь со всей деревни пропали коты и кошки. Говорят, что из неостывшей земли, смешанной с пеплом от сожженного дома, вышел Кошачий Бог. – Миша заговорил громче, широко раскрыв глаза. – Гигантский черный кот с пятнами скачущего по шерсти огня, с угольными костлявыми лапами и урчанием в груди будто рев пламени. И в ту ночь он призвал котов и кошек в дом охотника.

Вновь повисла пауза.

Гигантский черный кот? Столько дней, с самого знакомства с Человеком-Пальто, Женек не решался рассказать кому-то про Черного Мяука, а теперь получалось, что все в деревне знают о нем. Да, наверное, не верят, но знают, слышали.

Удивление тут же сменилось липким страхом – Мяук внезапно стал ужасно реальным, далеко не его выдумкой или видением. Свет лампочки, показалось, ослаб и отсек углы комнатки во тьму. А стена за спиной словно пропустила холодный ветерок с улицы.

– И когда охотник проснулся утром, – услышал он вкрадчивый голос брата, – то весь дом был захвачен кошками. В постели он не нашел жены, в детской комнате – сына. Зато в каждой находил кошек. И все они дико мяукали, не смолкая, вразнобой рвали глотки. И на чердаке, и даже на крыше.

Сестры больше не переглядывались, не мотали головами, не вздыхали. Женек тоже обратился в слух, забравшись на кресло с ногами. Даже Дима теперь не посматривал довольно по кругу, а также не сводил глаз с Мишки.

– Прогнать их он не мог, как бы ни кричал на них, ни пинал и ни бил метлой. Поэтому взбешенный стал отстреливать их… – Рассказчик смолк на миг, чтобы вдохнуть. – Но первая же убитая кошка обернулась его женой, а первый же убитый кот – сыном. И он обезумел. От горя и ужаса. И, как говорят одни, застрелился сам. Но другие говорят, что он не стрелял в себя, а так и остался жить в этом доме, вместе с кошками, которым и стал служить.

Деревенские в дом заходить боялись. Но те отчаянные, кто все же заглянул, видели только его неподвижное тело в кресле, укрытое то ли лисьими шкурами, которыми он всегда хвалился. То ли это рыжие коты не сходили с него. Время шло, деревенские никак не могли решить, что делать с домом. Как однажды, за одну ночь, тот опустел. Пропали коты и кошки, пропал охотник, пропали лисьи меха. И всё. Никого. Пусто. Только двери и окна, говорят, на сквозняке скрипели по-особому – один в один мяукали. Дом этот так и оставили пустым и ничейным. А детей стали пугать – мол, обидишь, сделаешь больно кошке какой, и Кошачий Бог пришлет за тобой Горелого Лиса, и он заберет тебя.

– Куда? – вымолвил Женек.

– В дом свой. Черный-черный, – весело усмехнулся брат. – Где он здесь – в нашей деревне или в соседних – и вообще существует ли, никто точно не знает.

– А почему… – начал Женя, задумался и все же спросил: – Почему охотник стал служить кошкам?

– По легенде, Кошачий Бог пообещал ему за это вернуть сына, – ответил Мишка.

– А что, здесь где-то есть еще заброшенные дома? – поинтересовалась Катя, будто одной истории и одного такого дома ей не хватило.

Миша неопределенно пожал плечами. Зато Дима поспешил ответить:

– Конечно. И заброшенные дома, и призраки пропавших детей.

– А вы, значит, кошек не обижали, сидите тут? – съязвила Лариса. И потянулась к пушистой гостье.

Но рука ее замерла. Взгляды разом сошлись на кошке. Та уже не лежала милым клубочком. А сидела, ни ухом не ведя, ни головой. Пристально смотрела куда-то между стульев Димы и Артема.

Все повернули головы. Скрипнули стулья. Простонала кровать – сестры приподнялись. Женек вдруг учуял запах горелых волос. Совсем как, когда после школы ему подожгли ушанку пламенем из баллончика.

На темном полу перед закрытой дверью так же неподвижно сидели два кота. Рыжие, потрепанные, они внимательно глядели на серенькую кошку. Как будто в комнате больше никого не было.

Сестры уставились на Мишу, покосился и Женя. Дима не сводил глаз с таинственной парочки.

– Это не наши, – растерянно мотнул головой брат.

В этот миг кошка спрыгнула с кровати на колени к Диме. Тот подскочил как ужаленный молнией. Вскрикнул, опрокинул стул. Кошка слетела на пол. Дима отстранился, бледный и сжавшийся. Споткнулся о ножки стула и чуть не придавил Женю, рухнув в кресло.

Дверь распахнулась. Кошачья троица вылетела прочь. А спустя пару секунд в дверь выскочил и Дима. Дядя Вася, отец Миши, едва успел отпрянуть. Ухватившись за ручку, устоял, затем удивленно заглянул внутрь:

– Вас там ждут… ваши, – он махнул рукой. – Расходимся.

На резиновом коврике у входной двери в четыре неровных ряда выстроились и кроссовки, и ботинки, и галоши, и туфли, босоножки, сандалии. Единственный свет в ночь за порогом падал из сеней, и Женя сам себе темнил. И, кроме того, не мог вспомнить, где именно оставил свои кроссовки. Когда разувался, заходя в гости, такой коллекции обуви не было.