Бойся мяу

Женя развел руками и ногами, и они уперлись в стенки – справа, слева, снизу. Сундук! Он упал на его дно. Его поймали! И никакого выхода, ни Маруси, ни друзей!

Рывком перевернулся. Над крышкой замерла черная тень – игольчато-мохнатая, вытянутая, с пятью торчащими лунными серпиками когтей.

«Сожги дом», – прозвучало в тишине.

И тень дернулась, царапнула по крышке. Женек успел всунуть кроссовку под упавшую крышку.

Черная лапа давила на крышку. Подошва принимала всю тяжесть, но кованый край уже задевал стопу. Женя ухватился рукой за край стенки и, отталкиваясь второй от дна, вставал на одну ногу. Крича и задыхаясь, ждал, что в следующую секунду зажатую стопу окончательно раздавит, или в нее вопьются когти или клыки. Но вместо этого почувствовал горячее дыхание и легкое прикосновение. Кто-то принюхивался. А значит, отгрызет.

Встав твердо на ногу, Женек вцепился в край крышки. Рванул ее вверх и, разгибаясь, подталкивал ее всем телом. Она поддалась, раскрылась где-то на треть. Но тяжелая лапа надавила сильнее, а тьма рядом шелохнулась – показалась вторая лапа.

Женя упирался руками что есть сил, бился головой в крышку, спиной – в заднюю стенку. Сундук подпрыгивал, раскачивался. Когда приподнялась вторая лапа, Женек завопил, не сдерживая слёз:

– Я не боюсь тебя, Черный Мяук!! Не боюсь!! Слышишь, Мяук!! Я! Не!! Боюсь!!!

Лапа замерла на полпути, и даже ее «сестра» на мгновение ослабила давление, словно крик этот ее обжег. Этого хватило, чтобы от очередного отчаянного толчка сундук опрокинулся назад. Крышка не открылась полностью, но Женя, безумно извиваясь и отталкивая ее, вылез наружу.

И не медля ни доли секунды, вскочил на покалеченные, но ожившие ноги и рванул прочь. Он бежал по твердому, деревянному и неизменно немому полу и всеми мысленными силами старался, чтобы ощущение и знание, что стен, крыши и самого дома больше нет, не рухнули.

– Стен нет, стен нет, стен нет, стен нет, – повторял он, часто дыша, и бежал.

Бежал, не оборачиваясь. Пол позади не содрогался. Тьма за спиной не колола и не кусалась. А те огромные огненные глаза, которые он успел в какой-то миг увидеть, не преграждали путь во мраке перед ним. Лишь хриплый шепот еще следовал за ним:

«Я буду готов…»

Бежал, как мчался по осинам этим утром. Быстро, не сбавляя, через боль. Терпел. Уверенно, без уговоров. Сам заметил, что привык к боли. Боль, она будет всегда. Без нее не бывает ничего стоящего.

Воздуха не хватало, под ребрами жгло, пот смешивался со слезами. Ноги ныли, но он любил их. Пускай короткие, но шустрые и сильные. Любил их – они делали его счастливым.

Он бежал в таинственной тьме по бесконечному полу. Куда – не имел представления. Как далеко – не брался загадывать. Как долго уже бежит? А как долго он вообще в этой черноте?

Наконец силы иссякли. Ноги подогнулись. Он сел, откинув их. Завалился на бок. Тяжело дышал, воздух наждачкой ходил по пересохшей глотке. Сердце, так же завалившись на бок, молотило по полу, словно кто-то выбивал чечетку. Желудок хотел вывернуться наизнанку. А уши… Сквозь гулкую пульсацию они слушали разговор.

– Жендоса не видела? – спрашивала Оля.

– Нет, «Титаник» он смотреть не стал, – отвечала Катя.

– Я знаю, Маша сказала, что он одолжил у нее велосипед.

– Значит, катается.

– Он же не умеет.

– Думаешь, сломал что-то себе?

– Сплюнь, блин.

Сперва Женя подумал, что это просто его мысли. Перестал об этом думать, но голоса не исчезли. Некоторое время в голове было пусто и как-то безразлично. Потом он все же решился зацепиться за эти отголоски и догадался, что они доходят до него по дереву. И, прислушавшись, понял даже, откуда примерно.

– Девочки, не могу Женю найти. Он до сих пор на улице? – присоединился мамин голос.

Женек приподнялся и крикнул:

– Эй! Я здесь! Мам!!

Снова припал к половице.

– Как это не видели? Времени сколько! Так, давайте, давайте собирайтесь, пойдем искать.

– Катя!! Эй! Это я, Женя! Я здесь!! – крикнул он вновь, понадеявшись на «Силу двух».

Хотел уже вслушаться в дерево, как во тьме раздалось:

– Женя! Это ты? Пацан, ты чего здесь делаешь?

Тут же присел, огляделся. Темно.

– Дедушка? – спросил у пустоты.

– Ага, он самый, – отозвался голос. – Ты как сюда попал? Я же не пускал.

Невероятное облегчение и счастье растеклось по телу.

Наконец-то! Боже, наконец-то он не один!

Улыбка растянула высохшие губы.

– Дед, ты где?

– Где-где, в чулане.

– Забери меня! – позвал Женек, сдерживая слезы.

– Иди на мой голос. Это очень просто. Только не оборачивайся.

Женя поднялся на обессиленные ноги:

– Я иду. Только ты не молчи.

Человек-Пальто завел историю о том, как он в Женькином возрасте один-одинешенек ходил на охоту. И Женек пошел. Уши были его глазами, а сердце – ногами.

– По несколько дней я выслеживал зайца, запоминал его тропки в лесочке. У меня не было ни ружья, ни капкана. Да для зайчика этого и не надо. Из лески я готовил силки, – рассказывал дед. А Женя шел, глядя перед собой, не оборачиваясь и не отвлекаясь на посторонние звуки. Только голос дедушки сейчас был важен.