– Ничего. Просто познакомились. Я – Евгений. Телефончик свой оставишь?
То, что он не стал удерживать ее, произвело эффект. Любая девушка, если ее отпустить, захочет остаться.
– Черт, – вдруг сказала она, – у них моя сумка. А там кошелек.
– Денег много?
– Копеек восемьдесят.
Кровь у нее перестала идти. Носик был красным и распухшим.
– А что-нибудь еще в сумке было? Документы?
– Нет, слава богу, ксива при мне, – девушка похлопала по самостроченной кенгурушной сумочке на груди. – В сумке еще книжка была.
– Какая?
– Павел Вежинов. «Барьер».
– Вернемся?
– Зачем?!
– А зачем
– Не хочу! – Девушку аж передернуло.
– Ладно, пусть читают. Будем сеять среди
Юлия слабо, но улыбнулась.
– Ладно, поехали, – сказал он. – Я же предложил довезти тебя до дома. Тем более ты в центре живешь. Не бойся, я к тебе приставать не буду. Хватит с тебя на сегодня. Куда рулим?
– Я на Чистых прудах живу. Неподалеку от Грибоедовского загса.
– В загс я тебя тоже не поведу. Во всяком случае, пока.
Девчонка в ответ не отшутилась – хотя по жизни, судя по всему, на язычок была остра. Однако сейчас ей явно не до хохмочек: стресс.
Всю дорогу промолчали. На светофорах парень исподволь рассматривал ее. Лицо красивое, тонкие черты, породистые. Правда, почти всю дорогу девчонка сидела, отвернувшись от него. Разглядывала в боковое стекло Бульварное кольцо с таким интересом, будто раньше его никогда не видывала. Левой рукой стискивала на груди порванную рубашку, а правой прижимала к носу платок. А когда, минут через пятнадцать, доехали до места, девушка вернула платок и вдруг разразилась приступом рыданий.
– Ну, будет, будет, – парень неловко обнял ее за плечо. Девушка отплакалась, а потом снова взяла у Жени утирку – теперь уже не юшку, а слезы вытирать.
И вдруг разразилась сбивчивым, торопливым монологом, в котором фигурировали парни-придурки, которым она забила стрелку на Гоголях, а они не пришли, а другие бросили ее один на один с проклятыми люберами. А потом жаловалась, что любера едва не сломали ей нос, а потом на деда с бабкой, которые бросили ее в Москве и уехали в Нью-Йорк, а потом на своих родителей, которые тоже оставили ее в одиночестве, переселившись после автомобильной катастрофы в мир иной…
Впоследствии Евгений не раз и не два говорил себе, что основную роль в его многолетней любви к Юлии сыграл материальный фактор, а также ее высокий социальный статус. Еще бы! У нее отдельная пятикомнатная квартира – почитай, в самом центре Москвы. Погибший отец был знаменитым на весь мир хоккеистом. Дедушка – доктор исторических наук, широко известный либерал, а теперь еще и дипломат Васнецов. Бабушка – тоже докторица наук. И это знакомство ему, специалисту по марксистско-ленинской философии и политэкономии, будет весьма полезно для карьеры. Сейчас парочка докторов проживает в Нью-Йорке, откуда регулярно пересылает со всевозможными оказиями внучке штатовские шмотки – а заграничную жратву и выпивку Юлия может покупать в «Березке» на чеки «Внешторга».
Однако Евгений был вовсе не таким меркантильным, каким хотел казаться, пусть даже в собственных глазах. И правда заключалась в том, что он на Юлю запал.
Они заехали к ней во двор старинного дома на Бульварном кольце недалеко от «Кировской».
– Спасибо тебе, – сказала она, покидая его – теперь уже, кажется, бесповоротно.
Многих, ох, многих девчонок возил на своем «москвичонке» Евгений. Он находился в постоянном активном поиске: и секса, и дружбы, и понимания, и любви. У мужчин, как известно, эти чувства нечасто персонифицируются в одной-единственной особе. Зачастую – распределяются по нескольким девушкам. Потому от одной Евгений получал плотские удовольствия, от другой – высокоумные разговоры, от третьей – материнскую заботу. И когда обычно прощался, с одной расставался с облегчением: наконец-то избавился! Другую отпускал, испытывая благодарность, предвкушая новую встречу, но тут, с Юлей… Наплевать, что она странно одета, избита… Он ОЧЕНЬ не хотел, чтобы она уходила. Почему, он не мог понять. Любовь, что ли, с первого взгляда, неужели так бывает?
– Я провожу тебя до квартиры, – предложил он.
– Нет! – воскликнула она даже испуганно.
– Ну, как хочешь. Скажешь наконец свой телефон?
– Да. Записывай.
– Я запомню.
– Двести двадцать восемь… – продиктовала она.
– Я позвоню завтра.
– Звони, – она равнодушно дернула плечиком. А потом выскочила из машины, хлопнула дверцей и побежала к подъезду. И ни разу не оглянулась.