Бойся своих желаний

Я аж поперхнулся своей пиццей «с ветчиной и салями». По Римке никогда не скажешь, серьезно она говорит или шутит, однако эта шутка мне не слишком понравилась.

Н-да, столичная жара очень разлагающе действует на людей, а особенно на девчонок. Они надевают более чем откровенные наряды, начинают вести самые вольготные беседы – атмосфера натурального курортного романа. Работать и без того никому не хочется – а тут любой деловой разговор соскальзывает к флирту. Я ей о трудовой мотивации – а она мне о любви и браке.

Римка, невозмутимо уписывая «Четыре сыра», мысль свою пояснила:

– А ты думаешь, почему я еще не уволилась с твоей ставки в двадцать пять тысяч рублей? Я уже далеко не студентка, как семь лет назад. Думаешь, тружусь из любви к искусству? Из безумного интереса к частному сыску? Нет, что греха таить, работу я свою люблю – но не до такой же степени! Мне нужен ты. Ты что, до сих пор еще не понял?

Я попытался чего-то проблеять, но секретарша и помощница, злостно нарушая деловой этикет, бросила мне, начальнику:

– Сиди, молчи и слушай. Я знаю, что ты хочешь сказать: ответного чувства у тебя ко мне нет. А я отвечу: и не нужно! Любить меня тебе не обязательно. Неужели ты еще не понял, что мы с тобой идеальная пара? Ты – умный, красивый, порядочный и малопьющий. Плюс к тому здоровье вроде в порядке, без хронических и прочих заболеваний. Для замужества то что надо. Я тоже, прошу заметить, не хилого десятка. Сколько, скажи, раз я брала больничный?

Я пожал плечами.

– А я тебе отвечу – один. За семь лет. Когда отравилась шаурмой. Я и ни одного аборта в жизни не делала, между прочим. И ЗППП нет. А давление – сто двадцать на восемьдесят. Так что здоровье у меня тоже в порядке, что очень даже немаловажно для наших будущих детей прежде всего. Затем – я умна, имею высшее юридическое образование и могу поддержать любой разговор. Кроме того, если ты не заметил, я хозяйственна и порядочна. Хорошо готовлю.

– Давай, я лучше прибавлю тебе зарплату, – выдавил я из себя с понтом шутейным тоном. На самом деле я был обескуражен едва ли не больше, чем когда требовалось выступить в одиночку против хозарской мафии.

– Сделай лицо попроще, Синичкин. А то ты прям как на похоронах. Я ж не говорю тебе – пойдем в загс завтра же. Нет! Живи, сколько хочется. Трепыхайся, как тебе нравится. Но рано или поздно ты придешь к той же мысли: мы с тобой идеальная пара. А любовь… Знаешь, я же вижу, к каким женщинам тебя тянет… Ты, конечно, еще раз попробуй, но опять ведь тебя щелкнут по носу, обидно будет.

– То есть? – Я и вправду оскорбился.

– Тебя влечет к особам, для которых ты – явно не пара, – припечатала девчонка.

– Кого ты имеешь в виду?!

– Тех, кто находится в другой социальной страте. Богатых, наглых, с огромным самомнением и гонором.

– А конкретно?

Я не на шутку разозлился. Кто дал ей право лезть в мои личные дела?! Ей – пигалице, курице, овце, да еще и подчиненной?!

– Не кипятись, я ведь тебя как облупленного знаю… Сначала ты питал безответную любовь к Татьяне Садовниковой – да и до сих пор к ней неровно дышишь!..

– Какое наглое вранье! – покачал головой я. – У нас и не было с ней ничего.

– Правильно, потому и не было, что она тебя всерьез не воспринимала. Ты для нее всю жизнь был кем-то вроде обслуживающего персонала, – припечатала Римка. – Потом эта Катя Калашникова, доцент, репетиторша… И опять ведь у вас не срослось, да? Только подумай: все, как на подбор, у тебя кандидатши наук!.. Ну а теперь ты на богатенькую Мишель повелся. Смотри, Пашенька, слопает она тебя и не поперхнется.

За монологом, повергшим меня в ступор, Римка не переставала есть. Она расправилась с пиццей, теперь ей принесли десерт – мороженое с шоколадом и бананами, и она поглощала его с неослабевающим аппетитом. Что мне в ней нравилось – она никогда не парилась по поводу лишних килограммов, хомячила все подряд и сохраняла идеальные (на мой взгляд) формы. Мне же, когда начинались разговоры, подобные сегодняшнему, кусок не лез в горло.

– Ты не волнуйся, Пашенька, я тебя жду уже давно, – пропела моя верная помощница, словно подводя итог своему выступлению. – И еще какое-то время подожду. Но мне все-таки почти двадцать семь. И если я вдруг сама в другого влюблюсь – могу ведь перед ним не устоять. И уйду и от тебя, и из агентства твоего. В итоге всем нам будет только хуже. А сейчас давай забудем, что я сказала. Мои слова ни к чему тебя не обязывают. Поэтому закажи себе пивка, дожуй спокойно пиццу и займемся работой, как договаривались.

24. Тихая заводь Партайгеноссе